Он находился на престоле тринадцать с половиной лет и умер 49 лет от роду, заслужив ещё при жизни звание "Царь-Миротворец", так как за время его правления не пролилось ни капли русской крови на полях сражений...

Вскоре после его кончины историк В.О. Ключевский написал: "Наука отведёт Императору Александру III подобающее место не только в истории России и всей Европы, но и в русской историографии, скажет, что Он одержал победу в области, где всего труднее добиться победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению, покорил общественную совесть во имя мира и правды, увеличил количество добра в нравственном обороте человечества, ободрил и приподнял русскую историческую мысль, русское национальное сознание, и сделал всё это так тихо и молчаливо, что только теперь, когда Его уже нет, Европа поняла, чем Он был для неё".

Маститый профессор ошибся в своих предсказаниях. Уже более ста лет фигура предпоследнего русского Царя является мишенью самых нелицеприятных оценок; его личность служит объектом разнузданных выпадов и тенденциозной критики.

Фальшивый образ Александра III воссоздаётся по сию пору. Почему? Причина проста: Император не восхищался Западом, не поклонялся либерально-эгалитарным идеям, считая, что буквальное насаждение иноземных порядков не станет благом для России. Отсюда - непримиримая ненависть к этому Царю со стороны западолюбов всех мастей.

Однако Александр III не был узким западоненавистником, с порога отвергающим всё то, что не имело родового клейма: "сделано в России". Для него русское было первичным и особо значимым не потому, что оно - лучшее в мире, а потому что оно - родное, близкое, своё. При Императоре Александре III по всей стране впервые прозвучали слова: "Россия - для русских". И хотя неполадки и несуразности в русской жизни он прекрасно осознавал, ни на минуту не сомневался, что преодолевать их следует, лишь опираясь на собственное чувство понимания долга и ответственности, не обращая внимания на то, что скажет об этом какая-нибудь "княгиня Марья Алексевна".

За почти двести лет это был первый правитель, который не только не домогался "любви Европы", но даже не интересовался тем, что о нём там говорят и пишут. Однако именно Александр III стал тем правителем, при котором без единого оружейного выстрела Россия стала завоёвывать моральный авторитет великой мировой державы. Импозантный мост через Сену в самом центре Парижа, носящий имя Русского Царя, навсегда остался ярким тому подтверждением...

Александр Александрович вступил на престол в возрасте 36 лет 1 марта 1881 года. В тот день бомбой террориста был смертельно ранен его отец, который вскоре скончался, а Александр Александрович стал "Самодержцем Всея Руси". Он не мечтал о короне, но, когда смерть отняла отца, проявил удивительное самообладание и смирение, приняв то, что давалось лишь по воле Всевышнего.

С великим душевным трепетом, со слезами на глазах читал он завещание отца, слова и наставления убитого. "Я уверен, что сын мой, Император Александр Александрович, поймёт всю важность и трудность высокого своего призвания и будет и впредь во всех отношениях достоин прозвания честного человека... Да поможет ему Бог оправдать мои надежды и довершить то, что мне не удалось сделать для улучшения благоденствия дорогого нашего Отечества. Заклинаю его, не увлекаться модными теориями, пекись о постоянном его развитии, основанном на любви к Богу и на законе. Он не должен забывать, что могущество России основано на единстве Государства, а потому всё, что может клониться к потрясениям всего единства и к отдельному развитию различных народностей, для неё пагубно и не должно быть допускаемо. Благодарю его, в последний раз, от глубины нежно любящего его сердца, за его дружбу, за усердие, с которым он исполнял служебные свои обязанности и помогал мне в Государственных делах".

Тяжёлое наследство досталось царю Александру III. Он прекрасно понимал, что улучшения в различных областях жизни и государственного управления необходимы, они давно назрели, с этим никто не спорил. Знал он и то, что "смелые преобразования", которые проводились в 60-70-е годы Александром II, часто порождали ещё более острые проблемы.

Уже с конца 70-х годов общественная обстановка в стране стала столь напряжённой, что некоторые заключали, что скоро наступит крушение. Иные старались уехать подальше из Петербурга: кто в имение, а кто-за границу.

Безрадостность общественного положения ощущалась повсеместно. Финансы были расстроены, экономическое развитие замедлилось, в сельском хозяйстве наблюдался застой. Земства плохо справлялись с делами местного благоустройства, всё время просили денег из казны, а некоторые земские собрания превращались в центры публичных обсуждений политических вопросов, которые их никак не касались.

В университетах царила почти анархия: чуть ли не открыто распространялись антиправительственные издания, устраивались студенческие сходки, где звучали нападки на правительство. И главное: постоянно происходили убийства и покушения на должностных лиц, а власть не могла справиться с террором. Сам монарх превратился в объект этих злодейских намерений и пал от рук террористов!

Александру III приходилось крайне трудно. Советчиков имелось вдоволь: каждый родственник и сановник мечтал о том, чтобы царь "пригласил к разговору". Но молодой Император знал, что эти рекомендации часто слишком пристрастны, слишком небескорыстны, чтобы им доверяться без оглядки. Покойный отец порой приближал к себе людей беспринципных, лишённых воли и твёрдых монархических убеждений.

Дела надо вести по-другому, в том он не сомневался. Перво-наперво следует не новые законы составлять, а добиться того, чтобы уже существующие соблюдались. Это убеждение созрело у него в весенние дни 1881 года. Еще раньше, в январе, выступая на совещании у главного покровителя "конституционалистов" Великого князя Константина Николаевича, будущий Царь определённо заявил, что "не видит необходимости навязывать России все неудобства конституционализма, препятствующего хорошему законодательству и управлению". Такое заявление немедленно было истолковано либеральной публикой как проявление "реакционных убеждений".

Александр III никогда не искал популярности, не заискивал перед антрепренёрами и завсегдатаями петербургских салонов ни до того, как стал Царём, ни после. Через несколько лет после воцарения, беседуя с приближёнными, Александр III сказал, что считал бы "конституцию очень покойною для себя самого, но очень опасною для России". По сути дела, он повторил мысль, не раз высказанную его отцом.

Задолго до гибели Александр II понял, что давать широкие общественные свободы, к чему его призывали некоторые из наиболее европеизировавшихся соотечественников, вещь недопустимая. В империи двуглавого орла еще не сложились исторические условия для утверждения общественных порядков, существовавших в Англии или во Франции. Не раз о том он говорил и в узком кругу, и за пределами царских чертогов. В сентябре 1865 года, принимая в Ильинском, под Москвой, звенигородского уездного предводителя дворянства П. Д. Голохвастова, Александр II изложил свое политическое кредо:

"Я даю тебе слово, что сейчас, на этом столе, я готов подписать какую угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России. Но я знаю, что, сделай я это сегодня, и завтра Россия распадется на куски". И до самой смерти не изменил своему убеждению, хотя потом циркулировали совершенно бездоказательные утверждения, что якобы Александр II намеревался ввести конституционное правление...

Александр III полностью это убеждение разделял и готов был многое изменять и усовершенствовать, не ломая и не отвергая того, что представлялось надёжным и исторически оправданным. Главной политической ценностью России являлось Самодержавие - правление полновластное, независимое от писаных норм и государственных учреждений, ограниченное лишь зависимостью царя земного от Царя Небесного.

Беседуя в конце марта 1881 года с дочерью поэта Анной Фёдоровной Тютчевой, женой известного славянофила И.С.Аксакова, издававшего в Москве популярную газету "Русь", Царь сказал: "Я читал все статьи Вашего мужа за последнее время. Скажите ему, что я доволен ими. В моём горе мне было большое облегчение услышать честное слово. Он честный и правдивый человек, а главное, он настоящий русский, каких, к несчастью, мало, и даже эти немногие были за последнее время устранены, но этого больше не будет".

Скоро слово нового Монарха прозвучало на весь мир. 29 апреля 1881 года появился Высочайший манифест, прогремевший как гром набатного колокола.

"Посреди великой Нашей скорби глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело правления, в уповании на Божественный Промысл, с верою в силу и истину Самодержавной власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких поползновений".

Далее новый Царь призывал всех верных сынов Отечества ободриться и содействовать "искоренению гнусной крамолы, позорящей землю русскую, к утверждению веры и нравственности, к доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России её благодетелем, возлюбленным Родителем".

Манифест для многих оказался неожиданным. Стало ясно, что времена либеральных улыбок миновали. Падение политических прожектёров?неудачников стало лишь вопросом времени.

Александр III считал такой исход логичным. Брату Сергею писал 11 июня 1881 года: "Назначив почти везде новых людей, мы дружно принялись за тяжёлую работу и, Слава Богу, с трудом и понемногу идём вперёд, и дело идёт гораздо успешнее, чем при прежних министрах, которые своим поведением заставили меня уволить их от занимаемых должностей. Они хотели меня забрать в свои лапы и закабалить, но это им не удалось... Не могу скрыть, что и теперь ещё далеко мы не в нормальном состоянии и много ещё будет разочарований и тревог, но на всё надо быть готовым и идти прямо и смело к цели, не уклоняясь в сторону, а главное - не отчаиваться и надеяться на Бога!".

Хотя никаких преследований, арестов, высылок неугодных сановников не происходило (почти все они удалялись с почётом, получали назначения в Государственный совет), некоторым показалось, что на вершине власти "началось землетрясение". Чиновное ухо всегда тонко улавливало импульсы и настроения в высших коридорах власти, определявшие поведение и служебное усердие должностных лиц.

Как только на Престоле оказался Александр III, быстро стало ясно, что с новой властью шутки плохи, что молодой Император человек крутой, даже резкий, и воле его надлежит повиноваться беспрекословно. Сразу же всё завертелось, стихли дискуссии, а государственная машина вдруг заработала с новой силой, хотя в последние годы царствования Александра II многим казалось, что у неё и сил-то уже нет.

Александр III никаких чрезвычайных органов не создавал (вообще, за время его правления новых подразделений в системе государственного управления появилось немного), никакой "специальной чистки" чиновного аппарата не производил, но атмосфера в стране и в коридорах власти переменилась.

Салонные краснобаи, только недавно страстно отстаивавшие свободолюбивые принципы, вдруг почти онемели и больше не решались популяризировать "Либертэ", "Эгалитэ", "Фратернитэ" не только на открытых собраниях, но даже в кругу "своих", за плотно закрытыми дверями столичных гостиных. Постепенно на смену сановникам, слывшим либеральными, приходили другие, готовые служить Царю и Отечеству беспрекословно, не заглядывая в европейские шпаргалки и не боявшиеся прослыть "реакционерами".

Александр III смело и решительно начал бороться с врагами государственного порядка. Прошли аресты прямых исполнителей цареубийства и некоторых других лиц, которые в первомартовском злодеянии лично не участвовали, но готовили другие террористические акты. Всего арестовали около пятидесяти человек, а пятеро цареубийц были по приговору суда повешены.

Император не сомневался, что с врагами России надо вести непримиримую борьбу. Но не только полицейскими методами, а и милосердием. Надо различать, где истинные, непримиримые противники, а где заблудшие души, позволившие, по недомыслию, втянуть себя в противоправительственные действия. Император сам всегда следил за ходом дознания по делам политическим. В конечном итоге все судебные решения предоставлялись на его усмотрение, многие просили о царской милости, и ему надлежало знать подробности. Порой и дело до суда решал не доводить.

Когда в 1884 году в Кронштадте был раскрыт кружок революционеров, царь, узнав из показаний обвиняемых, что мичман флотского экипажа Григорий Скворцов обливается слезами, кается и даёт чистосердечные показания, распорядился: мичмана отпустить и судебному преследованию не подвергать.

Александр III всегда питал симпатию к тем людям, кто исповедовал традиционные ценности. Конформизм, соглашательство, отступничество ничего в его душе, кроме отвращения, не вызывали. Его политический принцип был прост и соответствовал русской управленческой традиции. Неполадки в государстве надо исправлять, предложения необходимо выслушивать, но для этого совершенно необязательно созывать некую народную ассамблею.

Необходимо приглашать специалистов, знатоков того или иного вопроса, выслушать, обсудить, взвесить "за" и "против" и принять правильное решение. Всё следует делать по закону, а если окажется, что закон устарел, то его необходимо пересмотреть, опираясь на традицию и только после обсуждения в Государственном совете. Это стало правилом государственной жизни.

Царь не раз говорил приближённым и министрам, что "чиновничество есть сила в государстве, если его держать в строгой дисциплине". И действительно, при Александре III управленческий аппарат империи работал в жёстком режиме: решения власти выполнялись неукоснительно, а царь лично следил за этим. Неделовитости, пренебрежения к служебным обязанностям он терпеть не мог.

Император ввёл невиданное в России новшество: потребовал, чтобы ему представляли ведомость всех неисполненных поручений и решений с указанием лиц, отвечающих за них. Это известие очень повысило "трудовой энтузиазм" чиновничества, и волокиты стало значительно меньше.

Особенно непримиримо он относился к тем, кто использовал служебное положение в личных целях. К таким уж никакого снисхождения не было.

Правление Александра III отличало просто удивительное явление: практически полностью исчезли взяточничество и коррупция, которые раньше являлись печальной российской реальностью. Ни одного сколько-нибудь громкого дела подобного рода русская история этого периода не явила, а многочисленные профессиональные "разоблачители царизма" так ни единого коррупционного факта и не обнаружили, хотя настойчиво их искали многие десятилетия...

В эпоху царствования Александра III в России сохранялась строгая административная регламентация социальной жизни. Враги государственной власти подвергались преследованиям, арестам, высылкам. Такие факты имелись и до и после Александра III, однако в оправдание непреложного тезиса о некоем "курсе реакции" именно период его правления нередко характеризуют как особо мрачный и беспросветный период истории. Ничего подобного на самом деле не наблюдалось.

Всего за политические преступления (за уголовные деяния в России смертной казни не существовало) в "период реакции" было казнено 17 человек. Все они или участвовали в цареубийстве, или готовились к нему, и ни один из них не раскаялся. В общей же сложности за антигосударственные деяния (почти за четырнадцать лет) было допрошено и задержано менее 4 тысяч человек. Если учитывать, что численность населения России тогда превышала 120 миллионов человек, то эти данные убедительно опровергают шаблонный тезис о "режиме террора", который якобы установился в России во время правления Александра III.

Судебно-тюремные "расправы" являются лишь частью той "мрачной картины русской жизни", которую так часто рисуют. Существенный момент её - "гнёт цензуры", якобы "душившей" всякую "свободу мысли".

В XIX веке в России, как и во всех прочих даже "самых-самых" демократических государствах, цензура существовала. В царской империи она не только охраняла нравственные устои, религиозные традиции и верования, но и выполняла функцию защиты государственных интересов.

При Александре III, в результате административного запрета или по другим причинам, главным образом финансового характера, прекратило своё существование несколько десятков газет и журналов. Однако это не означало, что в стране "заглох голос независимой печати". Появилось немало новых изданий, но и многие старые продолжали выходить.

Ряд либерально ориентированных изданий (самые известные - газета "Русские ведомости" и журнал "Вестник Европы"), хотя и не допускали прямых нападок на власть и ее представителей, от критического ("скептического") тона не избавились и благополучно пережили "эпоху репрессий".

В 1894 году, в год смерти Александра III, в России издавалось 804 периодических органа печати на русском и прочих языках. Примерно 15% из них составляли государственные ("казенные"), а остальные принадлежали различным обществам и частным лицам. Существовали общественно-политические, литературные, богословские, справочные, сатирические, научные, учебные, спортивные газеты и журналы.

За время царствования Александра III число типографий росло неуклонно; ежегодно увеличивалась и номенклатура выпускаемой книжной продукции. В 1894 году перечень наименований изданных книг достиг почти 11000 тысяч (в 1890 году - 8638). Многие тысячи книг ввозились из-за границы. За всё время царствования менее 200 книг не было допущено к обращению в России. (В это число входил, например, пресловутый "Капитал" Карла Маркса.) Большинство запрещалось не по политическим, а по духовно-нравственным соображениям: оскорбление чувств верующих, пропаганда непристойности.

Александр III умер рано, совсем ещё не старым человеком. Его кончину оплакивали миллионы русских людей, не по принуждению, а по зову сердца чтивших и любивших этого коронованного повелителя - большого, сильного, христолюбивого, такого понятного, справедливого, такого "своего".
Александр Боханов , доктор исторических наук

Александр III и его время Толмачев Евгений Петрович

3. БОЛЕЗНЬ И СМЕРТЬ АЛЕКСАНДРА III

3. БОЛЕЗНЬ И СМЕРТЬ АЛЕКСАНДРА III

Болезнь и смерь составляют сердцевину нашей участи.

Габриэль Оноре Марсель

1894 г. стал роковым для Александра III. Никто не мог представить, что этот год будет последним для властелина России, человека, который своим внешним обликом напоминал былинного богатыря. Казалось, могучий глава государства был олицетворением цветущего здоровья. Однако жизнь не щадила его. В юности глубоко потрясла его безвременная кончина любимого старшего брата Николая.

В двадцатисемилетнем возрасте он перенёс тяжёлую форму тифа, в результате которого лишился половины своих густых волос. Серьёзным испытанием для него стали кровавые месяцы Русско-турецкой войны и террористическая вакханалия против отца в завершающий период его царствования. Высказывалось мнение, что Александр III особенно надорвал свой организм из-за чрезмерных усилий 17 октября 1888 г. во время крушения поезда в Борках, когда поддерживал своими руками крышу вагона, в котором находилась почти вся его семья. Говорили, что при падении дна вагона «государь получил ушиб в почки». Однако «по поводу этого предположения… профессор Захарьин высказался скептически, так как, по его будто бы мнению, последствия такого ушиба, если он был, проявлялись бы раньше, ибо катастрофа в Борках имела место пять лет до обнаружившейся болезни» (186, с. 662).

В первой половине января 1894 г. монарх простудился и почувствовал себя нездоровым. У него поднялась температура и усилился кашель. Лейб-хирург Г. И. Гирш установил, что это инфлюэнца (грипп), но возможно и начало воспаления лёгких.

Вызванный 15 января в Аничков дворец л. - хирург Н. А. Вельяминов, к которому царская чета питала особое доверие, совместно с Гиршем выслушал больного. Оба врача нашли при очень высокой температуре гриппозное воспалительное гнездо в лёгком, о чём было доложено императрице и министру двора Воронцову. Последний 15 января тайно вызвал из Москвы авторитетного терапевта Г. А. Захарьина, который, исследовав больного, подтвердил установленный диагноз, несколько преувеличил серьёзность положения и назначил лечение.

При активном контроле Захарьина и Вельяминова, лечение шло вполне нормально. Чтобы нейтрализовать распространившиеся по городу небылицы и сплетни о болезни государя, было решено по предложению Вельяминова выпускать бюллетени за подписью министра двора. Болезнь 49-летнего самодержца явилась неожиданностью для его ближайшего окружения и настоящим потрясением для царской семьи. «Как сообщают, - записал в своём дневнике 17 января В. Н. Ламздорф, - ввиду появления некоторых тревожных симптомов граф Воронцов-Дашков с согласия государыни телеграфно вызвал из Москвы профессора Захарьина. Состояние государя оказалось весьма серьёзным, и вчера вечером профессор составил бюллетень, опубликованный сегодня в печати. Вчера около часа дня великий князь Владимир, выйдя из комнаты государя, расплакался и ужасно напугал детей Его Величества, сказав, что всё кончено и остаётся только молиться о чуде» (274, с. 24).

По словам Вельяминова, со времени, как столица узнала о болезни Александра III, перед Аничковым дворцом собирались группы людей, желавших получить сведения о здоровье императора, а при появлении нового бюллетеня у ворот, напротив вырастала многолюдная толпа. Как правило, проходившие набожно снимали шапки и крестились, некоторые останавливались и, повернувшись лицом к дворцу, с обнажёнными головами истово молились за здравие популярного императора. К 25 января венценосец поправился, но ещё долго ощущал слабость и разбитость и стал работать в своём кабинете, несмотря на просьбы врачей дать себе отдых. Указывая на диван, на котором от одной ручки до другой лежали кипы папок с делами, он сказал Вельяминову: «Вот посмотрите, что здесь накопилось за несколько дней моей болезни; всё это ждёт моего рассмотрения и резолюций; если я запущу дела ещё несколько дней, то я не буду уже в состоянии справиться с текущей работой и нагнать пропущенное. Для меня отдыха быть не может» (390, 1994, в. 5, с. 284). 26 января царь уже не принимал врачей, Захарьин был награждён орденом Александра Невского и 15 тыс. руб., его ассистент доктор Беляев получил 1,5 тыс: руб., а несколько позже Вельяминов удостоился звания почётного лейб-хирурга.

Вельяминов отмечает, что Александр III, как и его братья Владимир и Алексей Александровичи, был типичным наследственным артритиком с резкой наклонностью к тучности. Царь вёл довольно умеренный образ жизни и, как отмечают многие из его окружения, вопреки воспоминаниям П. А. Черевина, спиртным не увлекался.

Здоровью монарха, конечно, не способствовал целый ряд дополнительных факторов, таких, как постоянный пряный поварской стол, излишнее поглощение жидкости в виде охлаждённой воды и кваса, многолетнее курение большого количества папирос и крепких гаванских сигар. Александр вынужден был с юных лет принимать участие в многочисленных праздничных столах с употреблением шампанского и других вин, тезоименитствах членов царской фамилии, приёмах, раутах и других подобных мероприятиях.

В последние годы, борясь с тучностью, он перегружал себя физическим трудом (пилил и рубил дрова). И пожалуй, главное, сказывалось психическое переутомление от постоянного скрытого волнения и непосильной работы, обычно до 2-3 часов ночи. «При всём этом, - говорит Вельяминов, - государь никогда не подвергался лечению водами и хотя бы временно - противоподагрическому режиму. Смертельная болезнь, поразившая его осенью того же года, не была бы неожиданностью, если бы врачи-терапевты не просмотрели бы у государя громадное увеличение сердца (гипертрофия), найденное при вскрытии. Этот промах, сделанный Захарьиным, а потом и Лейденом объясняется тем, что государь никогда не допускал тщательного исследования себя и раздражался, если оно затягивалось, поэтому профессора-терапевты всегда исследовали его очень поспешно» (там же). Естественно, если бы врачи знали об острой форме сердечной недостаточности у монарха, возможно они «при помощи соответствующего режима» смогли бы оттянуть печальный исход на несколько месяцев. Перенесённое недомогание резко изменило внешний облик царя. Описывая бал в Зимнем дворце 20 февраля, Ламздорф в своём дневнике замечает: «Как обычно, государь приближается к дипломатам, выстроившимся в порядке старшинства у входа в Малахитовый зал. Наш монарх выглядит похудевшим, главным образом лицом, его кожа стала дряблой, он сильно постарел» (174, с. 44).

Сам же Александр III мало заботился о своём здоровье и часто игнорировал предписания врачей. Однако, как отмечает Витте, «в течение времени от Пасхи до моего последнего всеподданнейшего доклада (который был, вероятно, так в конце июля или в начале августа) болезнь государя уже сделалась всем известной» (84, с. 436-437). В течение лета 1894 г. погода в Петербурге была всё время сырой и холодной, что ещё более усиливало болезнь государя. Александр III чувствовал себя слабым и быстро уставал. Вспоминая свой день свадьбы 25 июля в Петергофе с великой княжной Ксенией Александровной, Александр Михайлович позже писал: «Все мы видели, каким утомлённым выглядел государь, но даже он сам не мог прервать ранее положенного часа утомительный свадебный обед» (50, с. 110). Об этом же дне крупный чиновник Министерства императорского двора В. С. Кривенко вспоминает, что присутствовавшие на спектакле в летнем театре при появлении в ложе самодержца «были поражены его болезненным видом, желтизной лица, усталыми глазами. Заговорили о нефрите» (47, оп. 2, д. 672, л. 198). С. Д. Шереметев уточняет: «День свадьбы Ксении Александровны - тяжкий день для государя… Я стоял в ряду, когда всё было кончено и возвращались выходом во внутренние покои Большого Петергофского дворца. Государь шёл под руку с императрицей. Он был бледен, страшно бледен и словно переваливался, тяжко выступая. У него был вид полного изнеможения» (354, с. 599).

Однако властитель России крепился и 7 августа, когда болезнь его была в полном разгаре, объезжая войска в Красносельском лагере, сделал более 12 вёрст.

«7 августа около 5 часов дня, - пишет Н. А. Епанчин, - государь посетил наш полк в лагере при Красном Селе… О болезни государя было уже известно, но, когда он вошёл в собрание, нам сразу стало очевидно, что он чувствует себя весьма нехорошо. Он не без труда передвигал ноги, глаза были мутные, и веки припущены… Видно было, с каким усилием он говорил, стараясь быть любезным и ласковым… Когда государь уехал, мы с горечью и тревогой обменивались впечатлениями. На другой день во время беседы с цесаревичем на призовой стрельбе я спросил его, как здоровье государя, и сказал, что вчера все мы заметили болезненный вид Его Величества. На это цесаревич ответил, что государь уже давно чувствует себя нехорошо, но что врачи не находят ничего угрожающего, но они считают необходимым, чтобы государь уехал на юг и меньше занимался делами. У государя неудовлетворительно действуют почки, и врачи считают, что это в значительной степени зависит от сидячей жизни, которую в последнее время ведёт государь» (172, с. 163-164). Личный хирург царя Г. И. Гирш констатировал признаки хронического поражения почек, вследствие чего обычное пребывание царя в Красном Селе и манёвры были сокращены.

После того как Александр III занемог от резкой опоясывающей боли в пояснице, из Москвы в Петербург был вновь срочно вызван выдающийся клиницист-практик Г. А. Захарьин, который прибыл 9 августа в сопровождении терапевта профессора Н. Ф. Голубова. По признанию Захарьина, после проведённого исследования выяснилось «постоянное присутствие белка и цилиндров, то есть признаков нефрита, некоторое увеличение левого желудочка сердца при слабоватом и частом пульсе, то есть признаки последовательного поражения сердца и явления уремические (зависящие от недостаточного очищения почками крови), бессонница, постоянно дурной вкус, нередко тошнота». Врачи сообщили о диагнозе императрице и Александру III, не скрывая, что «подобный недуг иногда проходит, но в высшей степени редко» (167, с. 59). Как отмечает дочь Александра III великая княгиня Ольга Александровна, «ежегодную поездку в Данию отменили. Решили, что лесной воздух Беловежа, находящегося в Польше, где у императора был охотничий дворец, окажет благоприятное воздействие на здоровье государя…» (112а, с. 225).

Во второй половине августа двор переехал в Беловеж. Вначале император вместе со всеми «выезжал на охоту, но затем стал к ней безразличен. Потерял аппетит, перестал ходить в столовую, лишь изредка велел приносить еду к нему в кабинет». Слухи об опасной болезни монарха росли и давали повод для самых разнообразных и нелепых рассказов и небылиц. «Как рассказывают, - записал 4 сентября 1894 г. Ламздорф, - дворец в Беловежской Пуще, на строительство которого было затрачено 700’000 рублей, получился сырым» (174, с. 70). Подобные домыслы случаются, когда население остаётся без официальных сведений. 7 сентября вездесущая А. В. Богданович занесла в дневник: «В Беловеже, на охоте, он простудился. Началась сильная лихорадка. Ему предписали тёплую ванну в 28 градусов. Сидя в ней, он охладил её до 20 градусов, открыв кран с холодной водой. Пошла в ванне у него горлом кровь, сделался с ним там же обморок, лихорадка увеличилась. Царица дежурила до 3 часов ночи у его постели» (73, с. 180-181). Мария Фёдоровна вызвала из Москвы доктора Захарьина. «Знаменитый этот специалист, - вспоминала Ольга Александровна, - был маленьким толстеньким человечком, который всю ночь бродил по дому, жалуясь, что ему мешает спать тиканье башенных часов. Он умолял Папа приказать остановить их. Думаю, от его приезда не было никакого толка. Разумеется, отец был невысокого мнения о враче, который, по-видимому, был главным образом занят собственным здоровьем» (112а, с. 227).

Ухудшение самочувствия больной приписывал климату Беловежа и переехал в Спалу, охотничье угодье недалеко от Варшавы, где ему стало ещё хуже. Вызванные в Спалу терапевты Захарьин и профессор Лейден из Берлина присоединились к диагнозу Гирша, что у властелина России хроническое интерстициальное воспаление почек. Александр III тотчас же вызвал телеграфом в Спалу своего второго сына. Известно, что вел. кн. Георгий Александрович в 1890 г. заболел туберкулёзом и жил в Аббас-Тумане у подножия Кавказских гор. По словам Ольги Александровны, «папа хотел увидеться с сыном в последний раз». Приехавший вскоре Георгий «выглядел таким больным», что царь «часами просиживал ночью у постели сына» (112а, с. 228).

Между тем 17 сентября 1894 г. в «Правительственном вестнике» появилось впервые тревожное сообщение: «Здоровье Его Величества со времени перенесённой им в прошлом январе тяжёлой инфлюэнци не поправилось совершенно, летом же обнаружилась болезнь почек (нефрит), требующая для более успешного лечения в холодное время года пребывания Его Величества в тёплом климате. По совету профессоров Захарьина и Лейдена государь отбывает в Ливадию для временного там пребывания» (388, 1894, 17 сентября). Греческая королева Ольга Константиновна сразу же предложила Александру III свою виллу Монрепо на острове Корфу. Доктор Лейден считал, что «пребывание в тёплом климате может благотворно подействовать на больного». 18 сентября решили отправиться в Крым и на несколько дней остановиться в Ливадии, прежде чем отплыть на Корфу.

21 сентября царская семья прибыла на пароходе Добровольного флота «Орёл» в Ялту, откуда проследовала в Ливадию. Государь остановился в маленьком дворце, где жил раньше наследником. Дворец этот напоминал своим видом скромную виллу или дачу. Кроме императрицы здесь же разместились великие князья Николай и Георгий Александровичи, младшие дети жили в другом доме. Прекрасная погода, казалось, немного приободрила удручённого болезнью господина страны. 25 сентября он даже позволил себе отстоять обедню в придворной церкви, после чего ездил в Ай-Тодор к дочери Ксении. Однако самочувствие царя не улучшалось. Он никого не принимал и ежедневно катался с супругой в открытом экипаже по скрытым дорогам, временами к водопаду Учан-Су и в Массандру. Только немногие знали о его безнадёжном состоянии. Государь сильно похудел. Генеральский мундир висел на нём, как на вешалке. Появился резкий отёк ног и сильный зуд кожи. Наступили дни жестокой тревоги.

По срочному вызову 1 октября в Ливадию прибыл лейб-хирург Вельяминов, а на следующий день - доктора Лейден, Захарьин и Гирш. Тогда же в покои государя был введён харьковский профессор, хирург В. Ф. Грубе, пожелавший подбодрить его. Монарх с удовольствием принял Грубе, спокойного, очень уравновешенного старика, с которым познакомился в Харькове после железнодорожной катастрофы 17 октября 1888 г. в Борках. Грубе весьма убедительно объяснил царю, что от воспаления почек можно выздороветь, примером чего может служить он сам. Довод этот показался Александру III вполне убедительным, и он после визита Грубе даже несколько повеселел.

Вместе с тем, следует заметить, с 3 октября, когда врачи довольно поверхностно исследовали больного, он больше уже не покидал своих комнат. С этого дня и до самой кончины почти бессменным дежурным при нём днём и ночью стал Вельяминов. После посещения царя докторами проходило совещание под председательством министра двора и составлялись бюллетени, которые с 4 октября посылались в «Правительственный вестник» и перепечатывались в других газетах. В первой телеграмме, заставившей содрогнуться всю Россию, сообщалось: «Болезнь почек не улучшилась. Силы уменьшились. Врачи надеются, что климат берега Крыма благотворно повлияет на состояние здоровья Августейшего Больного». Как показало время, этого не произошло.

Сознавая безнадёжность своего положения, страдая от отёка ног, зуда, одышки и ночной бессонницы, царь не терял присутствия духа, не капризничал, был одинаково ровен, любезен, добр, кроток и деликатен. Он ежедневно вставал, одевался в своей уборной и большую часть времени проводил в обществе супруги и детей. Несмотря на протесты врачей, Александр III пытался работать, подписывать дела по Министерству иностранных дел и военные приказы. Последний приказ он подписал за день до своей смерти.

Здоровье его было настолько ослаблено, что нередко во время разговора с близкими он засыпал. В некоторые дни тяжёлый недуг заставлял его после завтрака ложиться в постель и спать.

После выхода первых бюллетеней о болезни Александра III в Ливадию постепенно стали съезжаться члены императорской фамилии и некоторые высочайшие особы двора.

8 октября прибыли великая княгиня Александра Иосифовна - тётка царя - с королевой эллинов Ольгой Константиновной, двоюродной его сестрой. Великая княгиня привезла к умирающему и отца Иоанна Кронштадтского, имевшего при жизни славу народного святого и чудотворца. В тот же вечер приехали в Ливадию два брата царя - Сергей и Павел Александровичи.

В понедельник 10 октября прибыла высоконаречённая невеста цесаревича принцесса Алиса Гессенская. Наследник престола отметил этот факт в дневнике: «В 9 1/2 отправился с д. Сергеем в Алушту, куда приехали в час дня. Десять минут спустя, из Симферополя подъехала моя ненаглядная Алике с Эллой… На каждой станции татары встречали с хлебом-солью… Вся коляска была заполнена цветами и виноградом. Мною овладело страшное волнение, когда мы вошли к дорогим Родителям. Папа был слабее сегодня и приезд Алике, кроме свидания с о. Иоанном, утомили его» (115, с. 41).

За всё время до своего рокового конца Александр III никого не принимал и только между 14 и 16 октября, почувствовав себя лучше, пожелал видеть своих братьев и великих княгинь Александру Иосифовну и Марию Павловну.

Утром 17 октября больной причастился св. тайн у отца Иоанна. Видя, что государь погибает, у него опухли ноги, появилась вода и в брюшной полости, терапевты Лейден и Захарьин подняли вопрос о производстве страдающему монарху небольшой операции, предусматривавшей введение под кожу ног через маленькие разрезы серебряных трубочек (дренажей) для стока жидкости. Однако хирург Вельяминов считал, что подкожное дренажирование никакой пользы не принесёт, и энергично воспротивился против такой операции. Экстренно из Харькова был вызван хирург Грубе, который после осмотра государя поддержал мнение Вельяминова.

18 октября состоялся семейный совет, в котором приняли участие все четыре брата Александра III и министр двора. Присутствовали также все доктора. Председательствовали престолонаследник и великий князь Владимир Александрович. В результате мнения относительно операции разделились поровну. Никакого решения принято не было. 19 октября умирающий монарх снова исповедовался и причастился. Несмотря на невероятную слабость, августейший больной встал, оделся, перешёл в кабинет к своему письменному столу и подписал в последний раз приказ по военному ведомству. Здесь на какое-то время силы покинули его, он потерял сознание.

Бесспорно, этот случай подчёркивает, что Александр III был человеком сильной воли, считал своей обязанностью исполнить свой долг, пока у него ещё билось сердце в груди.

Весь этот день царь провёл, сидя в кресле, страдая от одышки, усилившейся из-за воспаления лёгкого. Ночью он пытался уснуть, но сразу просыпался. Лежать для него было большой мукой. По его просьбе в постели ему устроили полусидячее положение. Он нервно закуривал и бросал одну папиросу за другой. Около 5 часов утра умирающего пересадили в кресло.

В 8 часов появился наследник престола. Императрица вышла в соседнюю комнату переодеваться, однако тут же цесаревич пришёл сказать, что государь зовёт её. Войдя, она увидела мужа в слезах.

«Чувствую свой конец!» - произнёс царственный страдалец. «Ради бога, не говори этого, ты будешь здоров!» - воскликнула Мария Фёдоровна. «Нет, - мрачно подтвердил монарх, - это тянется слишком долго, чувствую, что кончина близка!»

Императрица, видя, что дыхание затруднено и что её супруг слабеет, послала за великим князем Владимиром Александровичем. В начале 10-го часа собралась вся царская фамилия. Со всеми входившими Александр III ласково здоровался и, сознавая близость своей кончины, не выражал никакого удивления тому, что так рано пришла вся императорская семья. Самообладание его было столь велико, что он даже поздравил великую княгиню Елизавету Фёдоровну с днём её рождения.

Умирающий властелин России сидел в кресле, императрица и все близкие вокруг него на коленях. Около 12 часов дня царь внятно сказал: «Я желал бы помолиться!» Пришедший протоиерей Янышев начал читать молитвы. Немного спустя государь довольно твёрдым голосом произнёс: «Желал бы приобщиться». Когда священник приступил к таинству причащения, державный больной отчётливо повторил за ним слова молитвы: «Верую, Господи, и исповедую…» - и крестился.

После ухода Янышева царь-мученик хотел видеть отца Иоанна, который в это время служил обедню в Ореанде. Пожелав отдохнуть, самодержец остался с императрицей, цесаревичем с невестой и детьми. Все остальные перешли в соседние комнаты.

Между тем, окончив обедню в Ореанде, прибыл Иоанн Кронштадтский. В присутствии Марии Фёдоровны и детей он совершил молитву и помазал угасающего государя елеем. Уходя, пастырь громко и многозначительно произнёс: «Прости, царь».

Императрица всё время стояла на коленях с левой стороны супруга, держа его руки, которые начинали холодеть.

Поскольку на ладан дышащий больной тяжело стонал, доктор Вельяминов предложил ему слегка помассировать его опухшие ноги. Все вышли из комнаты. Во время массажа ног, страдалец сказал Вельяминову: «Видно профессора меня уже оставили, а вы, Николай Александрович, ещё со мной возитесь по вашей доброте сердечной». Некоторое время царь чувствовал облегчение и на несколько минут пожелал остаться наедине с престолонаследником. По всей видимости, перед смертью он благословил сына на царствование.

В течение последних часов император целовал свою супругу, под конец же промолвил: «Не в силах даже поцеловать тебя».

Голова его, которую обнимала стоявшая на коленях императрица, склонилась набок и прислонилась к голове жены. Уходящий из жизни больше не стонал, но ещё поверхностно дышал, глаза были закрыты, выражение лица вполне спокойно.

Все члены царской семьи стояли на коленях, священнослужитель Янышев читал отходную. В 2 часа 15 минут остановилось дыхание, повелитель могущественнейшей державы мира Александр III скончался.

В этот же день его сын - Николай Александрович, ставший императором Николаем II, записал в своём дневнике: «Боже мой, Боже мой, что за день! Господь отозвал к себе нашего обожаемого, дорогого, горячо любимого Папа. Голова кругом идёт, верить не хочется - кажется до того неправдоподобным ужасная действительность… Это была смерть святого! Господи, помоги нам в эти тяжёлые дни! Бедная дорогая Мама!..» (115, с. 43.)

Доктор Вельяминов, который последние 17 дней почти безотлучно находился возле Александра III, в своих воспоминаниях отметил: «Теперь уже прошло более сорока лет, что я врач, видел я много смертей людей самых разнообразных сословий и социального положения, видел умирающих, верующих, глубоко религиозных, видел и неверующих, но такой смерти, так сказать, на людях, среди целой семьи, я никогда не видел ни раньше, ни позже, так мог умереть только человек искренно верующий, человек с душой чистой, как у ребёнка, с вполне спокойной совестью. У многих существовало убеждение, что император Александр III был человек суровый и даже жестокий, но я скажу, что человек жестокий так умереть не может и в действительности никогда и не умирает» (390, вып. V, 1994, с. 308). Когда с усопшим по православному обычаю прощались родственники, чины двора и прислуга, императрица Мария Фёдоровна совершенно неподвижно продолжала стоять на коленях обнимая голову любимого мужа, пока присутствовавшие не заметили что она без сознания.

На какое-то время прощание было прервано. Государыню подняли на руках и положили на кушетку. Вследствие тяжёлого душевного потрясения она около часа находилась в глубоком обмороке.

Весть о кончине Александра III быстро облетела Россию и другие страны мира. Жители ближайших к Ливадии окрестностей Крыма узнали об этом по редко следовавшим один за другим выстрелам с крейсера «Память Меркурия».

Скорбное известие разнеслось по Петербургу около пяти часов дня. Большинство населения России, как отмечалось в газетах, было глубоко опечалено кончиной царя-миротворца.

«Даже погода и та изменилась, - отметил 21 октября в своём дневнике Николай II, - было холодно и ревело в море!» В этот же день газеты на первых страницах опубликовали его манифест о вступлении на престол. Через несколько дней было произведено паталого-анатомическое вскрытие и бальзамирование тела покойного императора. При этом, как отмечал хирург Вельяминов, «была найдена очень значительная гипертрофия сердца и жировое перерождение его при хроническом интерстициальном воспалении почек… о столь грозном увеличении сердца врачи, бесспорно, не знали, а между тем в этом и крылась главнейшая причина смерти. Изменения в почках были сравнительно незначительны» (там же).

Болезнь и смерть императора Петра І 21 ноября Петр первым в столице переехал по льду через Неву, вставшую лишь накануне. Эта его выходка показалась настолько опасной, что начальник береговой стражи Ганс Юрген хотел даже арестовать нарушителя, но император проскакал мимо