Никто не заметил пропажи чего-то важного. Совесть… Люди, как прежде, массово скапливались на бульварах и в театре, беспокоились, хлопотали и не подозревали, что им чего-то не хватает. Многим даже стало проще вредить другим, угодничать, ябедничать и сплетничать. Она исчезла внезапно, стремительно. Накануне назойливая иждивенка мельтешила перед очами, мерещилась взбудораженной фантазии. Перестали мучить публику призраки, успокоилась душевная тревога. Умные люди поняли, что они освобождены от гнета, затруднявшего их действия раньше, и воспользовались
Полученной свободой. Они пришли в неистовство, начались ограбления, преступления, всеобщее разорение.
Несчастная совесть валялась на тракте – замученная, униженная, опозоренная. Ее топтали ногами, бросали как можно дальше. Все удивлялись, что в самом удобном месте валяется такая нелепость. Бедняжка могла бы пролежать так очень долго, но наконец ее поднял несчастный пьяница, понадеявшийся получить за нее чекушку. Неожиданно он почувствовал, что его как будто пронизало электричеством. Его мутный взгляд блуждал вокруг в поисках объяснения случившегося, а мозг стал освобождаться от опьянения.
Внезапно
Он осознал свое бедственное положение, которое старался заглушить все последнее время. Поначалу он только испугался, потом начал вспоминать все свое позорное прошлое, фантазия подсказывала подробности и детали измен и предательств. Страшно стало ему судить самого себя, рекой полились слезы раскаяния. Пропойца не видел другого выхода, как только освободиться от совести, и отправился к трактиру, где занимался торговлей его знакомый Прохорыч. Ему-то и подложил тряпицу с совестью наш пьяница, которому сразу стало легче жить.
Прохорыч сразу же ощутил муки совести и начал сожалеть о прегрешениях: преступно подпаивать народ. Он даже начал выступать перед посетителями трактира, объясняя им пагубность водки. Кое-кому целовальник пытался передать совесть, но все открещивались от такого подарка. Кабатчик даже дошел до того, что чуть было не уничтожил вино. Торговать в тот вечер не получилось, зато спалось ему безмятежно, не как раньше.
Супруга догадалась, в чем дело, почему не идет торговля, и надумала спастись от ненужной вещи. Рано утром украла у благоверного тряпицу с содержимым и побежала на рынок, где подкинула надоедливую совесть в пальто квартальному надзирателю Ловцу, который имел обычай брать взятки. Тот всегда видел в рыночном товаре собственность. Неожиданно, ни с того ни с сего, он начал осознавать, что чужое добро ему не принадлежит. Даже торгующие крестьяне стали насмехаться, потому что привыкли к тому, что их обирают. Так и вернулся домой с пустыми руками. Обидевшаяся жена отказалась кормить обедом.
Снявший пальто Ловец стал снова думать, что все вокруг ему принадлежит, и захотел вернуться на рынок, чтобы компенсировать упущенное. Как только пальто, в кармане которого лежала совесть, оказалось надетым, снова проснулось чувство стыда. Даже свой кошелек начал давить. Пришлось раздать деньги прохожим. Собрал бедняков и повел их к себе домой, чтобы покормить. Снова оказавшись без пальто, велел прогнать всех приглашенных. Хозяйка, начавшая обыскивать мужнину одежду в поисках завалявшейся копеечки, отыскала совесть. Сообразительная женщина отправила ее банкиру Бржоцкому. Самуил Давыдович знал все способы добывания денег. Даже самые маленькие его дети считали, кто и сколько кому должен за съеденные конфеты. В подобной семье совестливость уж точно не требуется. Финансист быстро догадался, как от нее избавиться. Он отправил некогда обещанный генералу филантропический взнос, добавив к конверту с сотенной ассигнацией совесть в качестве бесплатного приложения.
Так и переходила она из одних рук в другие, нигде надолго не задерживаясь. Никто в ней не нуждался. Пришлось ей упросить последнего, к кому она попала, найти маленького ребенка и отдать ее этому малышу. Таким образом и было сделано. Подрастает этот ребенок теперь вместе с совестью. Когда станет дитя взрослым, совесть тоже вырастет. Пропадут тогда все несправедливости, обманы, вероломство, произвол, ведь совесть уже не будет пугливой и станет командовать всеми сама.
В этой статье подробно рассмотрено произведение Салтыкова-Щедрина «Пропала совесть». Краткое содержание и анализ затронут те особенные нравственные струны души человека и общества в целом. Вопрос, интересующий людей не одно столетие, который следует в первую очередь понять: «Что же это такое - совесть?» Цензор, контролер, внутренний голос? Зачем она нужна, если без нее становится так спокойно? Об этом и многом другом рассказано в статье, посвященной такой непростой теме, затронутой в произведении выдающегося русского писателя М. Е. Салтыкова-Щедрина «Пропала совесть».
Для начала хотелось бы сказать несколько слов о самом писателе, заслуги которого значительны и велики, а произведения, написанные им в течение всей жизни, ставят его в один ряд с великими умами России: с Достоевским, Толстым, Пушкиным, Чеховым.
Итак, Салтыков-Щедрин родился в 1826 году 27 января (по старому стилю 15) в дворянской семье старинного рода. Одаренность, ум, невероятное трудолюбие были верными спутниками писателя с детских лет. В 10-летнем возрасте был отдан в Московский дворянский институт, через два года за отличную учебу был переведен в Царскосельский лицей. «За вольнодумие» был сослан в ссылку на Вятку на целых 8 лет. В 1856 году с связи со смертью Николая I молодой писатель возвращается назад и возобновляет писательскую деятельность. Участие в крестьянской реформе, должность губернатора губернии и работа в Министерстве внутренних дел стали для писателя неотъемлемой частью жизни.
Выйдя на пенсию, он становится главным редактором журнала «Современник». Согласитесь, впечатляющий список достижений! Талантливый государственный деятель, художник оставил в истории своей страны незабываемый след, произведения Салтыкова-Щедрина злободневны и не потеряли актуальности и на сегодняшний день.
Писатель не раз обращается в своих произведениях к теме сказки. И вот перед читателем необычная ситуация - из жизни общества пропадает совесть. Что же стало с людьми? Они стали чувствовать себя свободнее, но не стоит заблуждаться и путать окрыляющее чувство свободы с чувством вседозволенности, порождающем хаос, агрессию и злобу. Исчезает человеческое в самом человеке, именно то, что должно отличать в нем существо думающее, созидательное, чуждое разрушению и краху.
Что же стало с совестью? Обратите внимание, как автор называет ее: «надоедливая приживалка», и это не случайно. Таким образом автор дает понять читателю, что совесть подобна чему-то живому и настоящему, нуждающемуся в подпитке и заботе, которая в свою очередь отблагодарит своего «хозяина» благодатным чувством покоя и удовлетворенности самим собой. А без человека она превращается в тот ненужный придаток и становится той «надоедливой приживалкой».
Далее в произведении Салтыкова-Щедрина в качестве примера можно наблюдать умиротворенный сон владельца питейного заведения, который, быть может, впервые в жизни повел себя как ответственный человек за свои поступки. Или, скажем, самый первый «хозяин» совести - пьяница-пропойца, который освободился от гнета винного угара и осознал всю свою никчемность существования, поэтому он и чувствует страх. Но горький пьяница губит только самого себя, он и отвечает только за свои поступки, в отличие от Прохора - владельца питейного заведения, губящего своим зельем столько народа. Совесть дает Прохору чувство облегчения, так как впервые в жизни он поступает по совести. Что же хочет нам сказать автор?
Краткое содержание «Пропала совесть» Салтыкова-Щедрина, анализируемое нами в этом материале, охватывает важные стороны жизни человеческого общества. Была бы совесть рядом, то не было бы пьяниц на свете, да и владельцы пивных стали бы печь хлеб да булочки. Взрослые люди обязательно улыбнутся в этом месте, так как каждый из них знает, насколько мир наш не прост. Но на то ведь она и сказка - подумаете вы. Сказка «Пропала совесть» - своего рода напоминание для взрослых и урок для детей.
Путешествие совести продолжается, но скорее всего это было мытарство, которое несет за собой страдания, скитания. Совесть попадает к Ловцу. Автор не дает имя своему персонажу, а ограничивается лишь прозвищем, тем самым подчеркивает сущность этого человека. В чем же его вина? В отличие от двух первых персонажей, один из которых губил себя, а другой - других, то в этом случае грех Ловца велик и тяжел, он - взяточник.
Следующий владелец совести уже совсем другой человек, автор рисует картину благополучного семейства банкира, но крайняя расчетливость - и есть порок героя, который даже совесть продает исподтишка. Сказка «Пропала совесть» Салтыкова-Щедрина, анализ которой заставляет невольно задуматься о глобальности и глубины вопроса, о том, есть ли вообще в нашем мире место совести? Как одновременно просто и сложно поступать по совести, но как же легко становится на душе, когда она чиста. Как дышится, как живется по-новому!
Обращаясь к словарям, мы находим определение понятию совесть. Совесть - это чувство и понятие одновременно, чувство ответственности за свои поступки сплетается воедино с осознанием тех моральных принципов, на которых должно держаться здоровье общества. Эта способность, позволяющая различать хорошее и плохое, должна прививаться с младенческих лет. Родители - это своего рода проводники в мир, которые учат ребенка любить добро и ненавидеть зло, а дети в свою очередь, боясь потерять любовь и благосклонность своих родителей, четко и быстро впитывают и усваивают именно те понятия, которые дают отец и мать.
В произведении Салтыков-Щедрин наделяет голосом свою главную героиню - совесть. Что же просит она, что хочет? Просит она найти ей маленькое русское дитя, чтобы в сердце его она могла раствориться. «Почему же именно в сердце ребенка?» - спросите вы. Автор таким образом хочет дать понять читателю, как важно возлагать надежды на молодое поколение, и следует помнить, что дети невинны и чисты, и только от взрослых будет зависеть, какими красками будет наполнен их будущий мир, совесть, жизнь. Проблема «Пропала совесть» Салтыкова-Щедрина касается той стороны души человека, где наступает осознание добра и зла, истины и надежды.
В заключении, подводя итоги сказанному, хотелось бы отметить, что автор бессмертного произведения хотел подчеркнуть важность совести в жизни человека, показать читателю совесть как хранительницу всех тех человеческих качеств, на которых была построена лучшая часть цивилизации. Краткое содержание «Пропала совесть» Салтыкова-Щедрина, проанализированное в нашей статье, мы надеемся, даст пищу для ума и затронет струны вашей души, поможет сделать правильный выбор, подарит покой.
“Совесть пропала вдруг… почти мгновенно! Еще вчера эта надоедливая приживалка так и мелькала перед глазами, так и чудилась возбужденному воображению, и вдруг… ничего!” Без совести людям стало жить легче, они “поспешили воспользоваться плодами этой свободы”. Начались грабежи и разбои, люди остервенились. Совесть же валялась на дороге и “всякий швырял ее, как негодную ветошь”, удивляясь, “каким образом в благоустроенном городе и на самом бойком месте может валяться такое вопиющее безобразие”.
Один “несчастный
пропоец” подобрал совесть “в надежде получить за нее шкалик”. И тотчас им овладели страх и раскаяние: “из тьмы постыдного прошлого” выплыли все позорные поступки, совершенные им. Однако не один этот несчастный и жалкий человек виноват в своих грехах, существует чудовищная сила, которая “крутила и вертела им, как крутит и вертит в степи вихрь ничтожною былинкою” . Сознание проснулось в человеке, но “указывает только один выход – выход бесплодного самообвинения”. Пьяница решил избавиться от совести и направился к питейному дому, в котором торговал некий Прохорыч. Этому торговцу и подсунул
несчастный совесть “в тряпице”.
Прохорыч тотчас же начал каяться. Грешно спаивать народ! Он даже речи принялся произносить перед завсегдатаями кабака – о вреде водки. Некоторым кабатчик предлагал взять у него совесть, но все сторонились такого подарка. Прохорыч даже собирался вылить вино в канаву. Торговли в этот день никакой не было, копейки не нажили, зато кабатчик спал спокойно, не то что в прежние дни. Жена поняла, что с совестью торговать невозможно. На рассвете она выкрала у мужа совесть и бросилась с ней на улицу. День был базарный, народу на улицах было много. Арина Ивановна сунула докучную совесть в карман квартальному надзирателю по фамилии Ловец.
Квартальному надзирателю всегда дают взятки. На рынке он привык смотреть на чужое добро, как на свое. И вдруг – видит добро, да понимает, что оно чужое. Мужики стали над ним посмеиваться – привыкли же, что их обирают! Стали Ловца Фофаном Фофанычем звать. Так он и ушел с базара “без кульков”. Жена оскорбилась, обедать не дала. Только Ловец снял с себя пальто, как сразу преобразился – “стало опять казаться, что на свете нет ничего чужого, а все его”. Решил пойти на базар, возместить ущерб. Только надел пальто (а совесть-то в кармане!), опять стыдно стало людей грабить. Пока дошел до базара, ему уже и собственный кошелек сделался в тягость. Стал деньги раздавать, все роздал. Мало того, захватил с собою по дороге “нищих видимо-невидимо”, чтобы накормить их. Пришел домой, велел жене оделить “странных людей”, сам пальто снял… И удивился: что з. а люди по двору бродят? Высечь их, что ли? Нищих выгнали в шею, а жена принялась по мужниным карманам шарить – не завалялось ли грошика? И обнаружила в кармане совесть! Смекалистая женщина решила, что финансист Самуил Давыдович Бржоцкий “побьется малое дело, а выдержит!”. И отправила совесть почтой.
И сам Самуил Давыдович, и его дети прекрасно разбираются в способах извлечения денег из чего бы то ни было. Даже младшие сыновья соображают, “сколько последний должен первому за взятые заимообразно леденцы”. Совесть в таком семействе вовсе ни к чему. Бржоцкий нашел выход. Он давно обещал некоему генералу сделать благотворительное пожертвование. К сотенной ассигнации (собственно пожертвованию) была приложена и совесть в конверте. Все это было вручено генералу.
Так и передавали совесть из рук в руки. Никому она была не нужна. И тогда совесть попросила последнего, у кого оказалась в руках: “Отыщи ты мне маленькое русское дитя, раствори ты передо мной его сердце чистое и схорони меня в нем!”
“Растет маленькое дитя, а вместе с ним растет и совесть. И будет маленькое дитя большим человеком, и будет в нем большая совесть. И исчезнут тогда все неправды, коварства и насилия, потому что совесть будет не робкая и захочет распоряжаться всем сама”.
(Пока оценок нет)
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин
Пропала совесть
Пропала совесть. По-старому толпились люди на улицах и в театрах; по-старому они то догоняли, то перегоняли друг друга; по-старому суетились и ловили на лету куски, и никто не догадывался, что чего-то вдруг стало недоставать и что в общем жизненном оркестре перестала играть какая-то дудка. Многие начали даже чувствовать себя бодрее и свободнее. Легче сделался ход человека: ловчее стало подставлять ближнему ногу, удобнее льстить, пресмыкаться, обманывать, наушничать и клеветать. Всякую болесть вдруг как рукой сняло; люди не шли, а как будто неслись; ничто не огорчало их, ничто не заставляло задуматься; и настоящее, и будущее - все, казалось, так и отдавалось им в руки, - им, счастливцам, не заметившим о пропаже совести.
Совесть пропала вдруг… почти мгновенно! Еще вчера эта надоедливая приживалка так и мелькала перед глазами, так и чудилась возбужденному воображению, и вдруг… ничего! Исчезли досадные призраки, а вместе с ними улеглась и та нравственная смута, которую приводила за собой обличительница-совесть. Оставалось только смотреть на божий мир и радоваться: мудрые мира поняли, что они, наконец, освободились от последнего ига, которое затрудняло их движения, и, разумеется, поспешили воспользоваться плодами этой свободы. Люди остервенились; пошли грабежи и разбои, началось вообще разорение.
А бедная совесть лежала между тем на дороге, истерзанная, оплеванная, затоптанная ногами пешеходов. Всякий швырял ее, как негодную ветошь, подальше от себя; всякий удивлялся, каким образом в благоустроенном городе, и на самом бойком месте, может валяться такое вопиющее безобразие. И бог знает, долго ли бы пролежала таким образом бедная изгнанница, если бы не поднял ее какой-то несчастный пропоец, позарившийся с пьяных глаз даже на негодную тряпицу, в надежде получить за нее шкалик.
И вдруг он почувствовал, что его пронизала словно электрическая струя какая-то. Мутными глазами начал он озираться кругом и совершенно явственно ощутил, что голова его освобождается от винных паров и что к нему постепенно возвращается то горькое сознание действительности, на избавление от которого были потрачены лучшие силы его существа. Сначала он почувствовал только страх, тот тупой страх, который повергает человека в беспокойство от одного предчувствия какой-то грозящей опасности; потом всполошилась память, заговорило воображение. Память без пощады извлекала из тьмы постыдного прошлого все подробности насилий, измен, сердечной вялости и неправд; воображение облекало эти подробности в живые формы. Затем, сам собой, проснулся суд…
Жалкому пропойцу все его прошлое кажется сплошным безобразным преступлением. Он не анализирует, не спрашивает, не соображает: он до того подавлен вставшею перед ним картиною его нравственного падения, что тот процесс самоосуждения, которому он добровольно подвергает себя, бьет его несравненно больнее и строже, нежели самый строгий людской суд. Он не хочет даже принять в расчет, что большая часть того прошлого, за которое он себя так клянет, принадлежит совсем не ему, бедному и жалкому пропойцу, а какой-то тайной, чудовищной силе, которая крутила и вертела им, как крутит и вертит в степи вихрь ничтожною былинкою. Что́ такое его прошлое? почему он прожил его так, а не иначе? что такое он сам? - все это такие вопросы, на которые он может отвечать только удивлением и полнейшею бессознательностью. Иго строило его жизнь; под игом родился он, под игом же сойдет и в могилу. Вот, пожалуй, теперь и явилось сознание - да на что оно ему нужно? затем ли оно пришло, чтоб безжалостно поставить вопросы и ответить на них молчанием? затем ли, чтоб погубленная жизнь вновь хлынула в разрушенную храмину, которая не может уже выдержать наплыва ее?
Увы! проснувшееся сознание не приносит ему с собой ни примирения, ни надежды, а встрепенувшаяся совесть указывает только один выход - выход бесплодного самообвинения. И прежде кругом была мгла, да и теперь та же мгла, только населившаяся мучительными привидениями; и прежде на руках звенели тяжелые цепи, да и теперь те же цепи, только тяжесть их вдвое увеличилась, потому что он понял, что это цепи. Льются рекой бесполезные пропойцевы слезы; останавливаются перед ним добрые люди и утверждают, что в нем плачет вино.
Батюшки! не могу… несносно! - криком кричит жалкий пропоец, а толпа хохочет и глумится над ним. Она не понимает, что пропоец никогда не был так свободен от винных паров, как в эту минуту, что он просто сделал несчастную находку, которая разрывает на части его бедное сердце. Если бы она сама набрела на эту находку, то уразумела бы, конечно, что есть на свете горесть, лютейшая всех горестей, - это горесть внезапно обретенной совести. Она уразумела бы, что и она - настолько же подъяремная и изуродованная духом толпа, насколько подъяремен и нравственно искажен взывающий перед нею пропоец.
«Нет, надо как-нибудь ее сбыть! а то с ней пропадешь, как собака!» - думает жалкий пьяница и уже хочет бросить свою находку на дорогу, но его останавливает близь стоящий хожалый.
Ты, брат, кажется, подбрасыванием подметных пасквилей заниматься вздумал! - говорит он ему, грозя пальцем, - у меня, брат, и в части за это посидеть недолго!
Пропоец проворно прячет находку в карман и удаляется с нею. Озираясь и крадучись, приближается он к питейному дому, в котором торгует старинный его знакомый, Прохорыч. Сначала он заглядывает потихоньку в окошко и, увидев, что в кабаке никого нет, а Прохорыч один-одинехонек дремлет за стойкой, в одно мгновение ока растворяет дверь, вбегает, и прежде, нежели Прохорыч успевает опомниться, ужасная находка уже лежит у него в руке.
Некоторое время Прохорыч стоял с вытаращенными глазами; потом вдруг весь вспотел. Ему почему-то померещилось, что он торгует без патента; но, оглядевшись хорошенько, он убедился, что все патенты, и синие, и зеленые, и желтые, налицо. Он взглянул на тряпицу, которая очутилась у него в руках, и она показалась ему знакомою.
«Эге! - вспомнил он, - да, никак, это та самая тряпка, которую я насилу сбыл перед тем, как патент покупать! да! она самая и есть!»
Убедившись в этом, он тотчас же почему-то сообразил, что теперь ему разориться надо.
Коли человек делом занят, да этакая пакость к нему привяжется, - говори, пропало! никакого дела не будет и быть не может! - рассуждал он почти машинально и вдруг весь затрясся и побледнел, словно в глаза ему глянул неведомый дотоле страх.
А ведь куда скверно спаивать бедный народ! - шептала проснувшаяся совесть.
Жена! Арина Ивановна! - вскрикнул он вне себя от испуга.
Прибежала Арина Ивановна, но как только увидела, какое Прохорыч сделал приобретение, так не своим голосом закричала: «Караул! батюшки! грабят!»
«И за что я, через этого подлеца, в одну минуту всего лишиться должен?» - думал Прохорыч, очевидно, намекая на пропойца, всучившего ему свою находку. А крупные капли пота между тем так и выступали на лбу его.
Между тем кабак мало-помалу наполнялся народом, но Прохорыч, вместо того, чтоб с обычною любезностью потчевать посетителей, к совершенному изумлению последних не только отказывался наливать им вино, но даже очень трогательно доказывал, что в вине заключается источник всякого несчастия для бедного человека.
Коли бы ты одну рюмочку выпил - это так! это даже пользительно! - говорил он сквозь слезы, - а то ведь ты норовишь, как бы тебе целое ведро сожрать! И что ж? сейчас тебя за это самое в часть сволокут; в части тебе под рубашку засыплют, и выдешь ты оттоль, словно кабы награду какую получил! А и всей-то твоей награды было сто лозанов! Так вот ты и подумай, милый человек, стоит ли из-за этого стараться, да еще мне, дураку, трудовые твои денежки платить!
Да что ты, никак, Прохорыч, с ума спятил! - говорили ему изумленные посетители.
Спятишь, брат, коли с тобой такая оказия случится! - отвечал Прохорыч, - ты вот лучше посмотри, какой я нынче патент себе выправил!
Прохорыч показывал всученную ему совесть и предлагал, не хочет ли кто из посетителей воспользоваться ею. Но посетители, узнавши, в чем штука, не только не изъявляли согласия, но даже боязливо сторонились и отходили подальше.
Вот так патент! - не без злобы прибавлял Прохорыч.
Что́ ж ты теперь делать будешь? - спрашивали его посетители.
Теперича я полагаю так: остается мне одно - помереть! Потому обманывать я теперь не могу; водкой спаивать бедный народ тоже не согласен; что́ же мне теперича делать, кроме как помереть?
Резон! - смеялись над ним посетители.
Я даже так теперь думаю, - продолжал Прохорыч, - всю эту посудину, какая тут есть, перебить и вино в канаву вылить! Потому, коли ежели кто имеет в себе эту добродетель, так тому даже самый запах сивушный может нутро перевернуть!
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин
Пропала совесть
Пропала совесть. По-старому толпились люди на улицах и в театрах; по-старому они то догоняли, то перегоняли друг друга; по-старому суетились и ловили на лету куски, и никто не догадывался, что чего-то вдруг стало недоставать и что в общем жизненном оркестре перестала играть какая-то дудка. Многие начали даже чувствовать себя бодрее и свободнее. Легче сделался ход человека: ловчее стало подставлять ближнему ногу, удобнее льстить, пресмыкаться, обманывать, наушничать и клеветать. Всякую болесть вдруг как рукой сняло; люди не шли, а как будто неслись; ничто не огорчало их, ничто не заставляло задуматься; и настоящее, и будущее - все, казалось, так и отдавалось им в руки, - им, счастливцам, не заметившим о пропаже совести.
Совесть пропала вдруг… почти мгновенно! Еще вчера эта надоедливая приживалка так и мелькала перед глазами, так и чудилась возбужденному воображению, и вдруг… ничего! Исчезли досадные призраки, а вместе с ними улеглась и та нравственная смута, которую приводила за собой обличительница-совесть. Оставалось только смотреть на божий мир и радоваться: мудрые мира поняли, что они, наконец, освободились от последнего ига, которое затрудняло их движения, и, разумеется, поспешили воспользоваться плодами этой свободы. Люди остервенились; пошли грабежи и разбои, началось вообще разорение.
А бедная совесть лежала между тем на дороге, истерзанная, оплеванная, затоптанная ногами пешеходов. Всякий швырял ее, как негодную ветошь, подальше от себя; всякий удивлялся, каким образом в благоустроенном городе, и на самом бойком месте, может валяться такое вопиющее безобразие. И бог знает, долго ли бы пролежала таким образом бедная изгнанница, если бы не поднял ее какой-то несчастный пропоец, позарившийся с пьяных глаз даже на негодную тряпицу, в надежде получить за нее шкалик.
И вдруг он почувствовал, что его пронизала словно электрическая струя какая-то. Мутными глазами начал он озираться кругом и совершенно явственно ощутил, что голова его освобождается от винных паров и что к нему постепенно возвращается то горькое сознание действительности, на избавление от которого были потрачены лучшие силы его существа. Сначала он почувствовал только страх, тот тупой страх, который повергает человека в беспокойство от одного предчувствия какой-то грозящей опасности; потом всполошилась память, заговорило воображение. Память без пощады извлекала из тьмы постыдного прошлого все подробности насилий, измен, сердечной вялости и неправд; воображение облекало эти подробности в живые формы. Затем, сам собой, проснулся суд…
Жалкому пропойцу все его прошлое кажется сплошным безобразным преступлением. Он не анализирует, не спрашивает, не соображает: он до того подавлен вставшею перед ним картиною его нравственного падения, что тот процесс самоосуждения, которому он добровольно подвергает себя, бьет его несравненно больнее и строже, нежели самый строгий людской суд. Он не хочет даже принять в расчет, что большая часть того прошлого, за которое он себя так клянет, принадлежит совсем не ему, бедному и жалкому пропойцу, а какой-то тайной, чудовищной силе, которая крутила и вертела им, как крутит и вертит в степи вихрь ничтожною былинкою. Что́ такое его прошлое? почему он прожил его так, а не иначе? что такое он сам? - все это такие вопросы, на которые он может отвечать только удивлением и полнейшею бессознательностью. Иго строило его жизнь; под игом родился он, под игом же сойдет и в могилу. Вот, пожалуй, теперь и явилось сознание - да на что оно ему нужно? затем ли оно пришло, чтоб безжалостно поставить вопросы и ответить на них молчанием? затем ли, чтоб погубленная жизнь вновь хлынула в разрушенную храмину, которая не может уже выдержать наплыва ее?
Увы! проснувшееся сознание не приносит ему с собой ни примирения, ни надежды, а встрепенувшаяся совесть указывает только один выход - выход бесплодного самообвинения. И прежде кругом была мгла, да и теперь та же мгла, только населившаяся мучительными привидениями; и прежде на руках звенели тяжелые цепи, да и теперь те же цепи, только тяжесть их вдвое увеличилась, потому что он понял, что это цепи. Льются рекой бесполезные пропойцевы слезы; останавливаются перед ним добрые люди и утверждают, что в нем плачет вино.
Батюшки! не могу… несносно! - криком кричит жалкий пропоец, а толпа хохочет и глумится над ним. Она не понимает, что пропоец никогда не был так свободен от винных паров, как в эту минуту, что он просто сделал несчастную находку, которая разрывает на части его бедное сердце. Если бы она сама набрела на эту находку, то уразумела бы, конечно, что есть на свете горесть, лютейшая всех горестей, - это горесть внезапно обретенной совести. Она уразумела бы, что и она - настолько же подъяремная и изуродованная духом толпа, насколько подъяремен и нравственно искажен взывающий перед нею пропоец.
«Нет, надо как-нибудь ее сбыть! а то с ней пропадешь, как собака!» - думает жалкий пьяница и уже хочет бросить свою находку на дорогу, но его останавливает близь стоящий хожалый.
Ты, брат, кажется, подбрасыванием подметных пасквилей заниматься вздумал! - говорит он ему, грозя пальцем, - у меня, брат, и в части за это посидеть недолго!
Пропоец проворно прячет находку в карман и удаляется с нею. Озираясь и крадучись, приближается он к питейному дому, в котором торгует старинный его знакомый, Прохорыч. Сначала он заглядывает потихоньку в окошко и, увидев, что в кабаке никого нет, а Прохорыч один-одинехонек дремлет за стойкой, в одно мгновение ока растворяет дверь, вбегает, и прежде, нежели Прохорыч успевает опомниться, ужасная находка уже лежит у него в руке.
Некоторое время Прохорыч стоял с вытаращенными глазами; потом вдруг весь вспотел. Ему почему-то померещилось, что он торгует без патента; но, оглядевшись хорошенько, он убедился, что все патенты, и синие, и зеленые, и желтые, налицо. Он взглянул на тряпицу, которая очутилась у него в руках, и она показалась ему знакомою.
«Эге! - вспомнил он, - да, никак, это та самая тряпка, которую я насилу сбыл перед тем, как патент покупать! да! она самая и есть!»
Убедившись в этом, он тотчас же почему-то сообразил, что теперь ему разориться надо.
Коли человек делом занят, да этакая пакость к нему привяжется, - говори, пропало! никакого дела не будет и быть не может! - рассуждал он почти машинально и вдруг весь затрясся и побледнел, словно в глаза ему глянул неведомый дотоле страх.
А ведь куда скверно спаивать бедный народ! - шептала проснувшаяся совесть.
