Бурцов, ёра, забияка, Собутыльник дорогой! Ради бога и... арака Посети домишко мой! В нем нет нищих у порогу, В нем нет зеркал, ваз, картин, И хозяин, слава богу, Не великий господин. Он - гусар, и не пускает Мишурою пыль в глаза; У него, брат, заменяет Все диваны куль овса. Нет курильниц, может статься, Зато трубка с табаком; Нет картин, да заменятся Ташкой с царским вензелем! Вместо зеркала сияет Ясной сабли полоса: Он по ней лишь поправляет Два любезные уса. А на место ваз прекрасных, Беломраморных, больших На столе стоят ужасных Пять стаканов пуншевых! Они полны, уверяю, В них сокрыт небесный жар. Приезжай - я ожидаю,- Докажи, что ты гусар.
Notes: Первое из «гусарских» стихотворений Давыдова, сразу получившее широкую известность.
На вьюке, в тороках, цевницу я таскаю; Она и под локтем, она под головой; Меж конских ног позабываю, В пыли, на влаге дождевой... Так мне ли ударять в разлаженные струны И петь любовь, луну, кусты душистых роз? Пусть загремят войны перуны, Я в этой песне виртуоз!
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
В былые времена она меня любила И тайно обо мне подругам говорила, Смущенная и очи спустя, Как перед матерью виновное дитя. Ей нравился мой стих, порывистый, несвязный, Стих безыскусственный, но жгучий и живой, И чувств расстроенных язык разнообразный, И упоенный взгляд любовью и тоской. Она внимала мне, она ко мне ласкалась, Унылая и думою полна, Иль, ободренная, как ангел улыбалась Надеждам и мечтам обманчивого сна... И долгий взор ее из-под ресниц стыдливых Бежал струей любви и мягко упадал Мне на душу - и на устах пылал Готовый поцелуй для уст нетерпеливых... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Жуковский, милый друг! Долг красен платежом: Я прочитал стихи, тобой мне посвященны; Теперь прочти мои, биваком окуренны И спрысканны вином! Давно я не болтал ни с музой, ни с тобою, До стоп ли было мне?.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Но и в грозах войны, еще на поле бранном, Когда погас российский стан, Тебя приветствовал с огромнейшим стаканом Кочующий в степях нахальный партизан!
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Ев. Д. З...ой Кипит поток в дубраве шумной И мчится скачущей волной, И катит в ярости безумной Песок и камень вековой. Но, покорен красой невольно, Колышет ласково поток Слетевший с берега на волны Весенний, розовый листок. Так бурей вальса не сокрыта, Так от толпы отличена, Летит воздушна и стройна Моя любовь, моя харита, Виновница тоски моей, Моих мечтаний, вдохновений, И поэтических волнений, И поэтических страстей!
Notes:
Поэты Пушкинской поры. Избранные стихотворения. Составитель Вл.Орлов. Ленинград, Государственное Изд-во Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР, 1954.
Томительный, палящий день Сгорел; полупрозрачна тень Немого сумрака приосеняла дали. Зарницы бегали за синею горой И, окропленные росой, Луга и лес благоухали. Луна во всей красе плыла на высоту, Таинственным лучом мечтания питая, И, преклонясь к лавровому кусту, Дышала роза молодая.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Не тот, что на закате дня Гудит в стенах монастыря, Но тот, что пасмурной порой Поется девой молодой... Вечерний звон, вечерний звон,- Как много дум наводит он! Как он мучителен и мил! Как он мне чувства возмутил, Когда впервые звук его Коснулся слуха моего!.. То был не звук, но глас страстей, То говор был с душой моей! Вечерний звон, вечерний звон,- Как много дум наводит он! Все вторило в природе ей: Луна средь облачных зыбей, Пустыня в сумрачной тиши И ропот девственной души, Терзаемой любви тоской, И очи, полные слезой!.. Вечерний звон, вечерний звон,- Как много дум наводит он!
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Сижу на берегу потока, Бор дремлет в сумраке; все спит вокруг, а я Сижу на берегу - и мыслию далёко, Там, там... где жизнь моя!.. И меч в руке моей мутит струи потока. Сижу на берегу потока, Снедаем ревностью, задумчив, молчалив... Не торжествуй еще, о ты, любимец рока! Ты счастлив - но я жив... И меч в руке моей мутит струи потока. Сижу на берегу потока... Вздохнешь ли ты о нем, о друг, неверный друг... И точно ль он любим?- ах, эта мысль жестока!.. Кипит отмщеньем дух, И меч в руке моей мутит струи потока.
Notes: Обращено к Елизавете Антоновне Злотницкой (1800-1864), на которой поэт собирался жениться. Перевод отрывка («Песни Эрика») из 3-й песни поэмы Парни «Иснель и Аслега», основанной на скандинавских сказаниях. В 1808-1811 годах другой отрывок из этой поэмы («Сон воинов») перевел К. Батюшков .
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Вы хороши!- Каштановой волной Ваш локон падает на свежие ланиты; Как мил ваш взор полузакрытый, Как мил ваш стан полунагой! Не вы ль оригинал живой Очаровательной хариты, Кановы созданной рукой? Вы хороши!- Но мой покой Неколебим. Осанка величава, Жеманная тоска искусственной любви Не страшны мне: моя отрава - Взор вдохновительный и слово от души. Я их ищу давно, давно не обретая. Вам не сродни крылатый бог : Жизнь ваша - стрелка часовая, Арифметический итог . Но та, которую люблю, не называя... Ах! та вся - чувство, вся - восторг, Как Пи ндара строфа живая!
Notes: Посвящено С. Кушкиной, дочери соседей Давыдова по симбирскому имению. 1. Канова - Антонио Канова (1747-1822) - великий итальянский ваятель, автор замечательной скульптурной группы «Три грации». 2. Крылатый бог - Амур. 3. Пиндар (VI-V вв. до н. э.) - греческий лирик.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Прошла борьба моих страстей, Болезнь души моей мятежной, И призрак пламенных ночей Неотразимый, неизбежный, И милые тревоги милых дней, И языка несвязный лепет, И сердца судорожный трепет, И смерть и жизнь при встрече с ней ... Исчезло все!- Покой желанный У изголовия сидит... Но каплет кровь еще из раны, И грудь усталая и ноет и болит!
Notes: Посвящено Е. Д. Золотаревой.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Гераков! прочитал твое я сочиненье, Оно утешило мое уединенье; Я несколько часов им душу восхищал: Приятно видеть в нем, что сердцу благородно, Что пылкий дух любви к отечеству внушал,- Ты чтишь отечество и русскому то сродно: Он ею славу, честь, бессмертие достал.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Люблю тебя, как сабли лоск, Когда, приосенясь фуражкой, С виноточивою баклажкой Идешь в бивачный мой киоск! Когда, летая по рядам, Горишь, как свечка, в дыме бранном; Когда в б.....е окаянном Ты лупишь сводню по щекам. Киплю, любуюсь на тебя, Глядя на прыть твою младую: Так старый хрыч, цыган Илья, Глядит на пляску удалую, Под лад плечами шевеля. О рыцарь! идол усачей! Гордись пороками своими! Чаруй с гусарами лихими И очаровывай б....й!
Notes: Строфа 3 принадлежит Пушкину (записана на обороте автографа его рукой в несколько иной редакции).
Денис Давыдов. Стихи и проза. Москва, "Детская литература", 1977.
Уставши бегать ежедневно По грязи, по песку, по жесткой мостовой, Однажды Ноги очень гневно Разговорились с Головой: "За что мы у тебя под властию такой, Что целый век должны тебе одной повиноваться; Днем, ночью, осенью, весной, Лишь вздумалось тебе, изволь бежать, таскаться Туда, сюда, куда велишь; А к этому еще, окутавши чулками, Ботфортами и башмаками, Ты нас, как ссылочных невольников, моришь,- И, сидя наверху, лишь хлопаешь глазами, Покойно судишь обо всём, Об свете, об людя х, об моде, Об тихой и дурной погоде; Частенько на наш счет себя ты веселишь Насмешкой, колкими словами,- И, словом, бедными Ногами Как шашками вертишь". "Молчите, дерзкие,- им Голова сказала,- Иль силою я вас заставлю замолчать!.. Как смеете вы бунтовать, Когда природой нам дано повелевать?" "Все это хорошо, пусть ты б повелевала, По крайней мере нас повсюду б не швыряла, А прихоти твои нельзя нам исполнять; Да между нами, ведь признаться, Коль ты имеешь право управлять, То мы имеем право спотыкаться, И можем иногда, споткнувшись,- как же быть,- Твое величество об камень расшибить". Смысл этой басни всякий знает... Но должно - тс! - молчать: дурак - кто всё болтает.
Notes: Эта басня, как и две следующие, относится к ранним «вольным» произведениям Давыдова, о которых говорили, что это - «дерзкое и ядом и злостью дышащее и сожжения достойное стихосплетение». Впервые напечатана только в 1872 году (по списку, найденному в бумагах Г. Державина).
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Ох, как храбрится Немецкий фон, Как горячится Наш херр-барон. Ну, вот и драка, Вот лавров воз! Хватай, собака, Голодный пес. Кипят и рдеют На бой полки; Знамена веют, Горят штыки, И забияка Палаш вознес! Хватай, собака, Голодный пес. Адрианополь Без битв у ног, Константинополь В чаду тревог. Что ж ты, зевака, Повесил нос? Хватай, собака, Голодный пес. Лях из Варшавы Нам кажет шиш, Что ж ты, шаршавый, Под лавкой спишь? Задай, лаяка, Варшаве чес! Хватай, собака, Голодный пес. "Все это жжется... Я брать привык, Что так дается... Царьград велик. Боюсь я ляха!" А ты не бойсь! Хватай, собака, Российский пес. Так вот кресченды Звезд, лент, крестов, Две-три аренды, Пять-шесть чинов; На шнапс, гуляка, Вот денег воз! Схватил собака, Голодный пес.
Notes: Сатира на фельдмаршала Дибича-Забалканского, неудачно командовавшего русскими войсками во время подавления польского восстания 1831 года.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Блаженной памяти мой предок Чингисхан , Грабитель, озорник с аршинными усами, На ухарском коне, как вихрь перед громами, В блестящем панцире влетал во вражий стан И мощно рассекал татарскою рукою Всё, что противилось могущему герою. Почтенный пращур мой, такой же грубиян, Как дедушка его, нахальный Чингисхан, В чекмене легоньком, среди мечей разящих, Ордами управлял в полях, войной гремящих. Я тем же пламенем, как Чингисхан, горю; Как пращур мой Батый, готов на бранну прю, Но мне ль, любезный граф, в французском одеянье Явиться в авангард, как франту на гулянье, Завязывать жабо, прическу поправлять И усачам себя Линдором показать! Потомка бедного ты пожалей Батыя И за чекмень прими его стихи дурные!
Notes: П. А. Строганов (1774-1817)- в 1789 году был в Париже свидетелем революционных событий, вступил в якобинский клуб и даже принимал участие в уличных боях. Был отозван русским правительством в Россию. При Александре I был крупным чиновником, в 1807 году перешел в военную службу и участвовал в войнах 1807-1814 годов. 1. Блаженной памяти мой предок Чингисхан - Давыдовы считали, что их род начался от выходца из Золотой Орды.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Напрасно думаете вы, Чтобы гусар, питомец славы, Любил лишь только бой кровавый И был отступником любви. Амур не вечно пастушком В свирель без умолка играет: Он часто, скучив посошком, С гусарской саблею гуляет; Он часто храбрости огонь Любовным пламенем питает - И тем милей бывает он! Он часто с грозным барабаном Мешает звук любовных слов; Он так и нам под доломаном Вселяет зверство и любовь. В нас сердце не всегда желает Услышать стон, увидеть бой... Ах, часто и гусар вздыхает, И в кивере его весной Голубка гнездышко свивает...
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Я каюсь! я гусар давно, всегда гусар, И с проседью усов - все раб младой привычки: Люблю разгульный шум, умов, речей пожар И громогласные шампанского оттычки. От юности моей враг чопорных утех,- Мне душно на пирах без воли и распашки. Давай мне хор цыган! Давай мне спор и смех, И дым столбом от трубочной затяжки! Бегу век сборища, где жизнь в одних ногах, Где благосклонности передаются весом, Где откровенность в кандалах, Где тело и душа под прессом; Где спесь да подлости, вельможа да холоп, Где заслоняют нам вихрь танца эполеты, Где под подушками потеет столько..., Где столько пуз затянуто в корсеты! Но не скажу, чтобы в безумный день Не погрешил и я, не посетил круг модный; Чтоб не искал присесть под благодатну тень Рассказчицы и сплетницы дородной; Чтоб схватки с остряком бонтонным убегал, Или сквозь локоны ланиты воспаленной Я б шепотом любовь не напевал Красавице, мазуркой утомленной. Но то - набег, наскок; я миг ему даю, И торжествуют вновь любимые привычки! И я спешу в мою гусарскую семью, Где хлопают еще шампанского оттычки. Долой, долой крючки, от глотки до пупа! Где трубки?.. Вейся, дым, на удалом раздолье! Роскошествуй, веселая толпа, В живом и братском своеволье!
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Ради бога, трубку дай! Ставь бутылки перед нами, Всех наездников сзывай С закрученными усами! Чтобы хором здесь гремел Эскадрон гусар летучих, Чтоб до неба возлетел Я на их руках могучих; Чтобы стены от ура И тряслись и трепетали!.. Лучше б в поле закричали... Но другие горло драли: "И до нас придет пора!" Бурцов, брат, что за раздолье! Пунш жестокий!.. Хор гремит! Бурцов! пью твое здоровье: Будь, гусар, век пьян и сыт! Понтируй, как понтируешь, Фланкируй, как фланкируешь, В мирных днях не унывай И в боях качай-валяй! Жизнь летит: не осрамися, Не проспи ее полет. Пей, люби да веселися!- Вот мой дружеский совет.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Довольно... я решен: люблю тебя... люблю. Давно признанию удобный миг ловлю, И с уст трепещущих слететь оно готово, Но взглянешь ты - смущаюсь я И в сердце робкое скрываю от тебя Всё бытие мое вмещающее слово. Бегу тебя... вотще!.. полна Безумная душа тобою, В мечтах бессонницы и в жарких грезах сна, Неотразимая! ты всюду предо мною. Прилично ль это мне?- Прошла, прошла пора Тревожным радостям и бурным наслажденьям, Потухла в сумраке весны моей заря; Напрасно предаюсь привычным заблужденьям, Напрасно!- мне ль тебя любить? Мне ль сердце юное к взаимности склонить? Увы, не в сединах сердца обворожаешь! Всё правда!.. но вчера... ты знаешь... Могу ли позабыть наш тайный разговор! Ты резвостью мила; но вздох, но томный взор, Но что задумчивость твоя мне обещают? Сказать ли всё тебе? Уж в свете примечают, Что ты не так резва, беспечна и меня Безмолвно слушаешь. Вчера рука твоя Моей не покидала, Она в руке моей горела, трепетала, И ты глядела - на кого? Глядела на меня, меня лишь одного... Я видел всё... да, я любим тобою! Как выражу восторг я сердца моего? Теперь заранее нам до лжно меж собою Согласно начертать сердечный договор; Мы тем предупредим семейственный раздор, Неудовольствия и неизбежны споры. Вот первая статья : Мы будем жить одни, глаз на глаз, ты да я . Здесь тьма насмешников, которых разговоры Кипят злословием; ехидных языков Я, право, не боюсь; но модных болтунов, Кудрявых волокит, с лорнетами, с хлыстами, С очками на носу, с надутыми брыжжами - Как можно принимать?- Нет, без обиняков, Нет, нет, решительно: отказ им невозвратный! И для чего нам свет и чопорный и знатный, Рой обожателей и шайка сорванцов? К чему, скажи ты мне, менять нам тихий кров И мирную любви обитель На шумный маскарад нахалов и шутов? Бог с ними! что до них! я обществ не любитель И враг любезникам. Могу ль переносить И угождения и в дружбе уверенья Вертлявых шаркунов? Имеешь позволенье Раз в месяц... два раза - принять и угостить Мне с детства моего знакомого соседа Семидесяти лет. О, как его беседа Полезна для души! Какой он явный враг Всем ветреным забавам, развлеченьям, Пирам и праздникам и светским угожденьям! Итак, мой сделан первый шаг, И первая статья написана. Вторая: Прошу театр не посещать. Но - это жертва не большая: Ах! нам ли время убивать, За наслаждением искусственным стремиться? Миг дорог для любви! Мой друг, мой юный друг, Минута праздная чем может наградиться? К тому ж, что видим мы в театрах?- Малый круг Разумных критиков, а прочие - зеваки, Глупцы, насмешники, невежды, забияки. Открылся занавес: неистовый герой Завоет на стихах и в бешенстве жеманном Дрожащую княжну дрожащею рукой Ударит невпопад кинжалом деревянным; Иль, небу и земле отмщением грозя, Пронзает грудь свою и, выпуча глаза, Весь в клюквенном соку, кобенясь, умирает... И ужинать домой с княжною уезжает. Комедия тебя неужто веселит? Чему учиться в ней?- лукавствовать, смеяться Над добрыми людьми? Но можно ль забавляться Несчастьем ближнего?- Там старичок смешит, Что поздно полюбил,- но кто повелевает Волнением страстей? Там мужа наряжает Прической модною прелестная жена, И муж бодается; насмешка не одна Язвит любовников ревнивых!.. Что тут веселого?- К тому ж не вижу ль я Опять соборища слепцов многоречивых! Куда деваться мне? куда укрыть тебя От жадных взглядов их и уст медоточивых? Уж вот они - шумят! Уж в ложе - боже мой!.. Уж пять наездников меж мною и тобой... И вот еще один теснится с извиненьем... И я у притолки!- Любезные слова Их слушать осужден с досадой, с нетерпеньем... Молчу! Что делать мне?- Супружние права Теряют действие в собраньях многолюдных. Но зрелищу конец, и мы идем с толпой К подъезду... ах, и тут не легче жребий мой: И тут я сволочью нахалов безрассудных Затолкан до смерти! Они спешат, летят, Усердствуют тебе и руку предлагают... Возможно ль отказать? Учтивость, говорят, Отказам первый враг. Глаза мои теряют Тебя средь моря шуб, капотов, сюртуков И шляп с султанами, и шапок и чепцов! Не черти ли назло мне путь пересекают, Везде препятствия!- и я один брожу... Нет! именем любви тебя прошу Забыть навек театр, любви моей опасный. Не всё, не всё еще: танцуешь ты прекрасно, Я знаю; но тебе на балах не бывать . Как? Будешь ты на бал заране наряжаться, С намереньем приготовляться, Чтоб нравиться другим, прельщать, обворожать?.. Так, стало, для других и локоны волнисты Завьются? Для других и яхонты огнисты, Алмазы яркие зажгутся в волосах, Всё это для других?- И в золоте, в лучах, Богиня празднества, кадимая жрецами И упоенная мольбами и хвалами, Из жалости одной взор бросишь на того, Кто более всех любит,- и кого Ты не нарядами, не блеском привлекаешь, Но сердцем, но умом, но скромностью пленяешь!.. Но вальсы начались. На вальс тебя просить Подходит юноша. Он, с видом боязливым, Бродящим взором, торопливым, Окинул общество и взор остановить Решился на тебе... И кто не восхитится, Увидевши тебя! Уж он с тобой верти тся... Злодей! Уж он, обняв твой гибкий, стройный стан, Летает... до полу из милости касаясь, И ты лицо с лицом! А я?.. я, разрываясь, Опять у притолки! А я? Опять в обман Попался! Думал быть с тобою неразлучен, Ждал удовольствия - теперь несносен, скучен, В отчаянье, взбешен!- Но вальса вихрь утих, И ты спешишь ко мне, чтоб перевесть дыханье: Я ожил, я забыл и горе и страданье, Но, ах! надолго ли?- Рой франтов молодых В погоне за тобой, и ты с одним из них - Прекраснейшим, любезнейшим... Нет, полно! Нет, балы позабудь !.. Утешь меня!.. Довольно Измучен уже я одной мечтой моей!.. Для рассудительных, бесчувственных людей Я странен, может быть? Что ж делать, друг мой милой, Могу ли быть тебе несносен от того? Не я виновен в том. Я сердца моего Могу ль избавиться? Какою силой Дам чувства новые ему? Мне скажут: я тебя на скуку осуждаю, Твой дом - в безлюдную тюрьму, Столицу - в монастырь пустынный обращаю... О нет! я сам хочу, чтоб всюду за тобой Утехи, радости стремилися толпой... Но я покой люблю, но скромность обожаю... И потому тебя в деревню призываю . Огромны здания не нужны нам с тобой: Чертог, украшенный искусною рукой, Очаровательный, чудесный, Не так мне нравится, как сельский домик тесный, Но светлый и простой: я тесноту люблю: Боюсь далеко жить от той, с кем жизнь делю! В одной же горнице - кто шепчет, кто вздыхает, Кто стукнет, заскрыпит, на цыпочках ступает,- Я вижу, слышу, знаю всё,- И сердце от того спокойнее мое. Чего ж еще желать блаженства к дополненью? Во вкусе а нглийском, простом, Я рощу насажу, она окру жит дом, Пустыню оживит, даст пищу размышленью; Вдоль рощи побежит струистый ручеек; Там ивы гибкие беседкою сплетутся; Березы над скамьей, развесившись, нагнутся; Там мшистый, темный грот, там светленький лужок,- И даже огород приманит нас порою Своей роскошною и скромной простотою. Мы будем счастливы природой и собой!.. Не далеко межа пустынников владенью... Но сколько места в нем живому наслажденью! Бог с ними, с бла гами роскошных гордецов! Им мир и блеск мирской - нам угол и любовь. Друзья, товарищи трудов моих смиренных - Кто будут? Жители села с простым умом; Ум сто ит остроты: в невежестве своем Они почтеннее людей высокомерных, Которых называть опасно... Замолчу!.. Итак, с тобою я в деревню полечу, Забывши светские печальные забавы, И общежитие, и модные уставы. О, сколько радостей нас ожидает там! Скитаться будем мы по рощам, по горам, Куда глаза глядят... Но только всё со мною, Не разлучаяся, рука с рукою. Найдем красивый вид: мы, восхищаясь им, Приостановимся и взоры усладим, И сердце сладкими наполнится мечтами... Но вечереет день, уж солнце за горами, И сумрак стелется; мы тихою стопой Идем, задумавшись, с растроганной душой, Спокойны, сча стливы. Деревню переходим, Но мимо хижины убогой не проходим; Там скорбь безмолвную ты в рубище найдешь... Смотри: мать бледная с детьми к тебе теснится; Ты всем несчастным друг - ты помощь им даешь, И жаркая слеза из глаз твоих катится. Так дни проводишь ты. Там щедрою рукой Даришь приданое невесте молодой; Там старца дряхлого ты ле та уважаешь: Почетную скамью на свадьбе уступаешь; И в скромном платьице, без вычурных чудес, Ты всем являешься посланницей небес. Так - в радостях любви мы дней не замечаем; Так - жизнь летящую в блаженство обращаем. Ратификации трактату моему Я с нетерпеньем жду. Доверься своему Ты другу,- подпиши статьи первоначальны ; Доволен будет он. Со временем ему Осенни вечера, мечты, прогулки дальны - Внушат важнейшие. Придет счастливый час - И тайные статьи явя тся напоказ .
Notes: Вольный перевод элегии французского поэта Виже (1768-1820) «Мои договоры».
Денис Давыдов. Стихи и проза. Москва, "Детская литература", 1977.
(Ф. И. Толстому) Болтун красноречивый, Повеса дорогой! Оставим свет шумливый С беспутной суетой. Пусть радости игривы, Амуры шаловливы И важных муз синклит И троица харит Украсят день счастливый! Друг милый! вечерком Хоть на часок покинем Вельмож докучный дом И к камельку подвинем Диваны со столом, Плодами и вином Роскошно покровенным И гордо отягченным Страсбу ргским пирогом. К нам созван круг желанный Отличных сорванцов, И плю щем увенчанны, Владельцы острых слов, Мы Вакховых даров Потянем сок избра нный! Прошу тебя забыть Нахальную уловку, И крепс, и понтировку, И страсть: людей губить, А лучше пригласить Изменницу, плутовку, Которую любить До завтра, может быть, Вчера ты обещался. Проведавши мой зов, На пир ко мне назвался Эрот, сей бог богов, Веселых шалунов Любимец и любитель, Мой грозный повелитель До сребряных власов. Я место назначаю Почетное ему, По сану и уму: Прекрасного сажаю Близ гостьи молодой И тяжкий кубок мой Чете препоручаю. И пробка полетит До потолка стрелою, И пена зашумит Сребристою струею Под розовой рукою Резвейшей из харит! Так время пробежит Меж радостей небесных,- А чтоб хмельнее быть, Давай здоровье пить Всех ветрениц известных!
Notes: Шутливое подражание стихотворению К. Батюшкова «Мои пенаты» . Обращено к Ф. И. Толстому-Американцу (1782-1846), приятелю Давыдова, Вяземского , Жуковского и других литераторов; сильная, разносторонне одаренная натура, полная противоречивых качеств - отчаянной храбрости и великодушия, циничности, обжорства и тонкого литературного вкуса. Он был картежник и дуэлянт. С А. С. Пушкиным сначала поссорился, потом подружился. Участник кругосветного плавания Крузенштерна,- за какие-то выходки на корабле был высажен на Алеутских островах и вернулся в Москву через Сибирь. Участник войн с 1808 по 1812 год, был ранен в Бородинской битве.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Она еще не менее хороша для глаз, все обнимающих во мгновении и на мгновение,- как для души, которая чем больше ищет, тем более находит. Жуковский Бывали ль вы в стране чудес, Где жертвой грозного веленья, В глуши земного заточенья Живет изгнанница небес? Я был, я видел божество; Я пел ей песнь с восторгом новым И осенил венком лавровым Ее высокое чело. Я, как младенец, трепетал У ног ее в уничиженье И омрачить богослуженье Преступной мыслью не дерзал. Ах! мне ль божественной к стопам Несть обольщения искусство? Я весь был гимн, я весь был чувство, Я весь был чистый фимиам! И что ей наш земной восторг, Слова любви?- Пустые звуки! Она чужда сердечной муки, Чужда томительных тревог. Из-под ресниц ее густых Горит и гаснет взор стыдливый... Но от чего души порывы И вздохи персей молодых? Был миг: пролетная мечта Скользнула по челу прекрасной, И вспыхнули ланиты страстно, И загорелися уста. Но это миг - игра одна Каких-то дум... воспоминанье О том, небесном обитанье, Откуда изгнана она. Иль, скучась без нее, с небес Воздушный гость, незримый мною, Амур с повинной головою Предстал, немеющий от слез. И очи он возвел к очам, И пробудил в груди волненья От жарких уст прикосновенья К ее трепещущим устам.
Notes: Посвящено С. Кушкиной, дочери соседей Давыдова по симбирскому имению. Эпиграф взят из статьи В. Жуковского «Рафаэлева Мадонна. Из письма о Дрезденской галерее» (1821).
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
В тебе, в тебе одной природа, не искусство, Ум обольстительный с душевной простотой, Веселость резвая с мечтательной душой, И в каждом слове мысль, и в каждом взоре чувство!
Notes: Подражание стихотворению Франсуа-Мари Аруэ Вольтера (1694-1778).
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Если б боги милосердия Были боги справедливости, Если б ты лишилась прелестей, Нарушая обещания, - Я бы, может быть, осмелился Быть невольником преступницы. Но, Аглая, как идет к тебе Быть лукавой и обманчивой! Ты изменишь - и прекраснее! И уста твои румяные Еще более румянятся Новой клятвой, новой выдумкой, Голос, взор твой привлекательней! И, богами вдохновенная, Ты улыбкою небесною Разрушаешь все намеренья Разлюбить неразлюбимую! Сколько пленников скитается, Сколько презренных терзается Вкруг обители красавицы! Мать страшится называть тебя Сыну, юностью кипящему, И супруга содрогается, Если взор супруга верного Хотя раз, хоть на мгновение Обратится на волшебницу!..
Notes: Печаталось также под заглавием Подражание Горацию (это - подражание оде VIII, кн. II Горация).
Денис Давыдов. Стихи и проза. Москва, "Детская литература", 1977.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Море воет, море стонет, И во мраке, одинок, Поглощен волною, тонет Мой заносчивый челнок. Но, счастливец, пред собою Вижу звездочку мою - И покоен я душою, И беспечно я пою: "Молодая, золотая Предвещательница дня, При тебе беда земная Недоступна до меня. Но сокрой за бурной мглою Ты сияние свое - И сокроется с тобою Провидение мое!"
Notes: Посвящено Евгении Дмитриевне Золотаревой.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Рушитель лености моей! Оставь дремать меня в покое Среди моих беспечных дней; Позволь мне время золотое Заботами не возмущать! Я славы не хочу искать; Хочу покоиться всечасно, Лежа в постели размышлять И век лениться сладострастно!
Денис Давыдов. Стихи и проза. Москва, "Детская литература", 1977.
Как будто Диоген с зажженным фонарем, Я по свету бродил, искавши человека, И сильно утвердясь в намереньи моем, В столицах потерял я лучшую часть века. Судей, подьячих я, сенаторов нашел, Вельмож, министров, прокуроров, Нашел людей я разных сборов - Фонарь мой всё горел. Но, встретившись с тобой, я вздрогнул, удивился Фонарь упал из рук, но ах!.. не погасился.
Notes: По преданию, греческий философ Диоген (404-323 до н. э.) на вопрос, зачем он идет среди белого дня с фонарем, ответил: «Ищу человека» (то есть «настоящего», полноценного в нравственном отношении; при встрече с таким человеком фонарь Диогена должен был погаснуть).
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
1 Когда я повстречал красавицу мою, Которую любил, которую люблю, Чьей власти избежать я льстил себя обманом,- Я обомлел!- Так, случаем нежданным, Гуляющий на воле удалец - Встречается солдат-беглец С своим безбожным капитаном. 1834 2 Вошла, как Психея, томна и стыдлива, Как юная пери, стройна и красива,- И шепот восторга бежит по устам, И крестятся ведьмы, и тошно чертям! 1833 3 В тебе, в тебе одной природа, не искусство, Ум обольстительный с душевной простотой, Веселость резвая с мечтательной душой, И в каждом слове мысль, и в каждом взоре чувство! 1829
Денис Давыдов. Стихотворения. Ленинград: "Советский писатель", 1984.
Листок иссохший, одинокой, Пролетный гость степи широкой, Куда твой путь, голубчик мой?- "Как знать мне! Налетели тучи, И дуб родимый, дуб могучий Сломили вихрем и грозой. С тех пор, игралище Борея, Не сетуя и не робея, Ношусь я, странник кочевой, Из края в край земли чужой; Несусь, куда несет суровый, Всему неизбежимый рок, Куда летит и лист лавровый И легкий розовый листок!"
Notes: Перевод стихотворения французского драматурга и поэта Антуана-Венсана Арно (1766-1834). Арно, узнав, что поэт-воин перевел его стихотворение, обратился к нему с ответным стихотворением, которое начиналось так: «A vous, poete, a vous, guerrier...» («Вам, поэт, вам, воитель...»). А. Пушкин для одного из своих посланий к Давыдову (1836 года) заимствовал эту строку Арно, переведя ее так: «Тебе, певцу, тебе, герою...» .
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Под вечерок Хруно в из кабачка Совы , Бог ведает куда, по стенке пробирался; Шел, шел и рухнулся. Народ расхохотался. Чему бы, кажется? Но люди таковы! Однако ж кто-то из толпы - Почтенный человек!- помог ему подняться И говорит: "Дружок, чтоб впредь не спотыкаться, Тебе не надо пить... "- "Эх, братец! всё не то: не надо мне ходить!"
Notes: Перевод стихотворения французского поэта Понса де Вердена (1749-1844).
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Шутка Как интересна наша Маша! Как исстрадалася по Мише! Но отчего же ехать к Маше Так медлит долговязый Миша? Быть может, занимаясь Машей, На сахарном заводе Миша Готовит карамельки Маше, - Но станется и то, что Миша Забыл о нашей бедной Маше. И, может быть, неверный Миша Целует уж другую Машу, Вы знаете какую, - Миша! Опомнись, Миша! - наша Маша Жива лишь памятью о Мише, А новая красотка Маша Грызет одни конфеты Миши - Грызет, как их грызут все Маши В провинциях, где ныне Миша, И в ус не дует эта Маша, Что слаще их лобзанья Миши! Когда, когда же к нашей Маше Ты возвратишься, длинный Миша, И сквозь очки увидишь Машу - Глядящую в лорнет на Мишу?..
Денис Давыдов. Стихи и проза. Москва, "Детская литература", 1977.
Меринос собакой стал,- Он нахальствует не к роже, Он сейчас народ прохожий Затолкал и забодал. Сторож, что ж ты оплошал? Подойди к барану прямо, Подцепи его на крюк И прижги ему курдюк Раскаленной эпиграммой!
Notes: Эпиграмма направлена против пензенского помещика Сабурова, известного в свое время сельского хозяина (он разводил баранов-мериносов). Сабуров выпустил книгу, в которой содержались обидные выпады против Давыдова.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Я на чердак переселился: Жить выше, кажется, нельзя! С швейцаром, с кучером простился, И повара лишился я. Толпе заимодавцев знаю И без швейцара дать ответ; Я сам дверь важно отворяю И говорю им: дома нет! В дни праздничные для катанья Готов извозчик площадной, И будуар мой, зала, спальня Вместились в комнате одной. Гостей искусно принимаю: Глупцам - показываю дверь, На стул один друзей сажаю, А миленькую... на постель. Мои владенья необъятны: В окрестностях столицы сей Все мызы, где собранья знатны, Где пир горой, толпа людей. Мои все радости - в стакане, Мой гардероб лежит в ряду, Богатство - в часовом кармане, А сад - в Таврическом саду. Обжоры, пьяницы! хотите Житье-бытье мое узнать? Вы слух на песнь мою склоните И мне старайтесь подражать. Я завтрак сытный получаю От друга, только что проснусь; Обедать - в гости уезжаю, А спать - без ужина ложусь. О богачи! не говорите, Что жизнь несчастлива моя. Нахальству моему простите, Что с вами равен счастьем я. Я кой-как день переживаю - Богач роскошно год живет... Чем кончится?- И я встречаю, Как миллионщик, новый год.
Notes: Вольный перевод песни французского поэта Жозефа Пена (1773-1830) «Житье холостяка».
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Анакреонтическая ода Мы недавно от печали, Лиза, я да Купидон, По бокалу осушали И просили Мудрость вон. "Детушки, поберегитесь!- Говорила Мудрость нам.- Пить не до лжно; воздержитесь: Этот сок опасен вам". "Бабушка!- сказал плутишка.- Твой совет законом мне. Я - послушливый мальчишка, Но... вот капелька тебе,- Выпей!"- Бабушка напрасно Отговаривалась пить. Как откажешь? Бог прекрасной Так искусен говорить. Выпила и нам твердила О воздержности в вине; Еще выпив, попросила, Что осталося на дне. И старушка зашаталась, Не нашедши больше слов; Зашатавшись, спотыкалась, Опираясь на Любовь.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Я люблю тебя, без ума люблю! О тебе одной думы думаю, При тебе одной сердце чувствую, Моя милая, моя душечка. Ты взгляни, молю, на тоску мою И улыбкою, взглядом ласковым Успокой меня беспокойного, Осчастливь меня несчастливого. Если жребий мой умереть тоской - Я умру, любовь проклинаючи, Но и в смертный час воздыхаючи О тебе, мой друг, моя душечка!
Notes: Посвящено Евгении Дмитриевне Золотаревой.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Гонители, он - ваш! вам плески и хвала! Терзайте клеветой его дела земные, Но не сорвать венка вам с славного чела, Но не стереть с груди вам раны боевые!
Notes: Название придумано из цензурных соображений. Стихи написаны в связи с отрешением А. Ермолова от должностей главнокомандующего в Грузии и командира Отдельного Кавказского корпуса.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Где Клии взять перо писать его дела?- У Славы из крыла.
Notes: Петр Иванович Багратион (1765-1812) - герой всех войн России с 1805 по 1812 год, особенно 1812 года; воспитанник Суворова. В течение нескольких лет был непосредственным военным начальником Давыдова. Погиб от тяжелой раны, полученной в Бородинской битве.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Неужто думаете вы, Что я слезами обливаюсь, Как бешеный кричу: увы! И от измены изменяюсь? Я - тот же атеист в любви, Как был и буду, уверяю; И чем рвать волосы свои, Я ваши - к вам же отсылаю. А чтоб впоследствии не быть Перед наследником в ответе, Все ваши клятвы век любить - Ему послал по эстафете. Простите! Право, виноват! Но если б знали, как я рад Моей отставке благодатной! Теперь спокойно ночи сплю, Спокойно ем, спокойно пью И посреди собратьи ратной Вновь славу и вино пою. Чем чахнуть от любви унылой, Ах, что здоровей может быть, Как подписать отставку милой Или отставку получить!
Notes: Обращено к Елизавете Антоновне Злотницкой (1800-1864), на которой поэт собирался жениться.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Нет, кажется, тебе не суждено Сразить врага; твой враг детина чудный; В нем совесть спит спокойно, непробудно. Заставить бестию стыдиться мудрено; Заставить покраснеть не трудно!
Денис Давыдов. Стихи и проза. Москва, "Детская литература", 1977.
«О ты, убивший жизнь в ученом кабинете, Скажи мне: сколько чуд считается на свете?» «Семь». «Нет: осьмое ты, педант мой дорогой; Девятое твой нос, нос сизо-красноватый, Что, так спесиво приподнятый, Стоит, украшенный табачною ноздрей!»
Денис Давыдов. Стихи и проза. Москва, "Детская литература", 1977.
О, кто, скажи ты мне, кто ты, Виновница моей мучительной мечты? Скажи мне, кто же ты?- Мой ангел ли хранитель Иль злобный гений-разрушитель Всех радостей моих?- Не знаю, но я твой! Ты смяла на главе венок мой боевой, Ты из души моей изгнала жажду славы, И грезы гордые, и думы величавы. Я не хочу войны, я разлюбил войну,- Я в мыслях, я в душе храню тебя одну. Ты сердцу моему нужна для трепетанья, Как свет очам моим, как воздух для дыханья. Ах! чтоб без трепета, без ропота терпеть Разгневанной судьбы и грозы и волненья, Мне надо на тебя глядеть, всегда глядеть, Глядеть без устали, как на звезду спасенья! Уходишь ты - и за тобою вслед Стремится мысль, душа несется, И стынет кровь, и жизни нет!.. Но только что во мне твой шорох отзовется, Я жизни чувствую прилив, я вижу свет, И возвращается душа, и сердце бьется!..
Notes: Посвящено Евгении Дмитриевне Золотаревой.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Орлица Царица Над стадом птиц была, Любила истину, щедроты изливала, Неправду, клевету с престола презирала. За то премудрою из птиц она слыла. За то ее любили, Покой ее хранили. Но наконец она всемощною рукой. По правилам природы, Прожив назначенные годы, Взята была судьбой, А попросту сказать - Орлица жизнь скончала; Тоску и горести на птичий род нагнала; И все в отчаяньи горчайши слезы льют, Унылым тоном И со стоном Хвалы покойнице поют. Что сердцу горестно, легко ли то забыть? Слеза - души отрада И доброй памяти награда. Но - как ни горестно - ее не возвратить... Пернаты рассуждают И так друг друга уверяют, Что без царя нельзя никак на свете жить И что царю у них, конечно, должно быть! И тотчас меж собой совет они собрали И стали толковать, Кого в цари избрать? И наконец избрали... Великий боже! Кого же? Турухтана! Хоть знали многие, что нрав его крутой, Что будет царь лихой, Что сущего тирана Не надо избирать, Но до лжно было потакать,- И тысячу похвал везде ему трубили: Иной разумным звал, другие находили, Что будет он отец отечества всего, Иные клали всю надежду на него, Иные до небес ту птицу возносили, И злого петуха в корону нарядили. А он - Лишь шаг на трон, То хищной тварью всей себя и окружил, Сычей, сорок, ворон - в павлины нарядил, И с сею сволочью он тем лишь забавлялся, Что доброй дичью всей без милости ругался: Кого велит до смерти заклевать, Кого в леса дальнейшие сослать, Кого велит терзать сорокопуту - И всякую минуту Несчастья каждый ждал. Томился птичий род, стенал... В ужасном страхе все, а делать что - не знают! "Виновны сами мы,- пернаты рассуждают,- И, знать, карает нас вселенныя творец За наши каверзы, тираном сим вконец, Или за то, что мы в цари избрали птицу - Кровопийцу!.." И в горести они летят толпой к леску Размыкать там свою смертельную тоску. Не гимны, Турухтан, тебе дичина свищет, Возмездия делам твоим тиранским ищет. Когда народ стенёт, всяк час беда, напасть, Пернаты, знать, злодейств терпеть не станут боле! Им нужен добрый царь,- ты ж гнусен на престоле! Коль необуздан ты - твоя несносна власть! И птичий весь совет решился, Чтоб жизни Турухтан и царствия лишился. К такому приступить гораздо делу трудно! Однако как же быть? Казалось многим то безумно, Но чем иным переменить?.. Ужасно действие и пропасть в нем греха! Да, как ни есть, Свершили месть - Убили петуха! Не стало Турухтана,- Избавились тирана! В восторге, в радости, все птицы вне себя, Злодея истребя, Друг друга лобызают И так болтают: "Теперь в спокойствии и неге заживем, Как птицу смирную на царство изберем!" И в той сумятице на трон всяк предлагает: Кто гуся, кто сову, кто курицу желает, И в выборе царя у птиц различный толк. О рок! Проникнуть можно ли судеб твоих причину? Караешь явно ты пернатую дичину! И вдруг сомкнулись все, во всех местах запели, И все согласно захотели, Чтоб Тетерев был царь. Хоть он глухая тварь, Хоть он разиня бестолковый, Хоть всякому стрелку подарок он готовый,- Но все в надежде той, Что Тетерев глухой Пойдет стезей Орлицы... Ошиблись бедны птицы! Глухарь безумный их - Скупяга из скупых, Не царствует - корпит над скопленной добычью И управлять другим несчастной отдал дичью. Не бьет он, не клюет, Лишь крохи бережет. Любимцы ж царство разоряют, Невинность гнут в дугу, срамцов обогащают... Их гнусной прихотью кто по миру пошел, Иной лишен гнезда - у них коль не нашел. Нет честности ни в чем, идет всё на коварстве, И сущий стал разврат во всем дичином царстве. Ведь выбор без ума урок вам дал таков: Не выбирать в цари ни злых, ни добрых петухов.
Notes: Орлица - Екатерина II, Турухтан - Павел I. Тетерев - Александр I. Басня намекает на убийство Павла I в Михайловском замке в марте 1801 года при молчаливом попустительстве Александра I, сына Павла Н. Греч в своих записках вспоминает: «Порицания (начала правления Александра I.- В. А.) проявлялись в рукописных стихотворениях. Самое сильное из этих стихотворений было «Орлица, Турухтан и Тетерев».
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Я не поэт, я - партизан, казак. Я иногда бывал на Пинде, но наскоком, И беззаботно, кое-как, Раскидывал перед Кастальским током Мой независимый бивак. Нет, не наезднику пристало Петь, в креслах развалясь, лень, негу и покой.. Пусть грянет Русь военною грозой - Я в этой песни запевало!
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Вы хотите, чтоб стихами Я опять заговорил, Но чтоб новыми стезями Верх Парнаса находил: Чтобы славил нежны розы, Верность женския любви, Где трескучие морозы И кокетства лишь одни! Чтоб при ташке в доломане Посошок в руке держал И при грозном барабане Чтоб минором воспевал. Неужель любить не можно, Чтоб стихами не писать? И любя, ужели должно Чувства в рифмы оковать? По кадансу кто вздыхает, Кто любовь в цветущий век Лишь на стопы размеряет, Тот - прежалкий человек! Он влюбился - и поспешно Славит милую свою; Возрыдал безутешно, Говорит в стихах: "Пою!" От парнасского паренья Беспокойной головы Скажет также, без сомненья, И жестокая: "Увы!" Я поэзией небесной Был когда-то вдохновен. Дар божественный, чудесный, Я навек тебя лишен! Лизой душу занимая, Мне ли рифмы набирать? Ах, где есть любовь прямая, Там стихи не говорят!..
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Отрывок Умолкнул бой. Ночная тень Москвы окрестность покрывает; Вдали Кутузова курень Один, как звездочка, сверкает. Громада войск во тьме кипит, И над пылающей Москвою Багрово зарево лежит Необозримой полосою. И мчится тайною тропой Воспрянувший с долины битвы Наездников веселый рой На отдаленные ловитвы. Как стая алчущих волков, Они долинами витают: То внемлют шороху, то вновь Безмолвно рыскать продолжают. Начальник, в бурке на плечах, В косматой шапке кабардинской, Горит в передовых рядах Особой яростью воинской. Сын белокаменной Москвы, Но рано брошенный в тревоги, Он жаждет сечи и молвы, А там что будет - вольны боги! Давно незнаем им покой, Привет родни, взор девы нежный; Его любовь - кровавый бой, Родня - донцы, друг - конь надежный. Он чрез стремнины, чрез холмы Отважно всадника проносит, То чутко шевелит ушьми, То фыркает, то у дил просит. Еще их скок приметен был На высях за преградной Нарой , Златимых отблеском пожара, Но скоро буйный рой за высь перекатил, И скоро след его простыл... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Notes: Фрагмент из неосуществленной (может быть, утраченной) автобиографической поэмы о войне 1812 года. 1. Преградная Нара - река Нара близ Москвы.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Пастушка Лиза, потеряв Вчера свою овечку, Грустила и эху говорила Свою печаль, что эхо повторило: «О милая овечка! Когда я думала, что ты меня Завсегда будешь любить, Увы! По моему сердцу судя, Я не думала, что другу можно изменить!»
Денис Давыдов. Стихи и проза. Москва, "Детская литература", 1977.
Я люблю кровавый бой, Я рожден для службы царской! Сабля, водка, конь гусарской, С вами век мне золотой! Я люблю кровавый бой, Я рожден для службы царской! За тебя на черта рад, Наша матушка Россия! Пусть французишки гнилые К нам пожалуют назад! За тебя на черта рад, Наша матушка Россия! Станем, братцы, вечно жить Вкруг огней, под шалашами, Днем - рубиться молодцами, Вечерком - горелку пить! Станем, братцы, вечно жить Вкруг огней, под шалашами! О, как страшно смерть встречать На постели господином, Ждать конца под балхадином И всечасно умирать! О, как страшно смерть встречать На постели господином! То ли дело средь мечей: Там о славе лишь мечтаешь, Смерти в когти попадаешь, И не думая о ней! То ли дело средь мечей: Там о славе лишь мечтаешь! Я люблю кровавый бой, Я рожден для службы царской! Сабля, водка, конь гусарской, С вами век мне золотой! Я люблю кровавый бой, Я рожден для службы царской!
Денис Давыдов. Стихи и проза. Москва, "Детская литература", 1977.
Где друзья минувших лет, Где гусары коренные, Председатели бесед, Собутыльники седые? Деды! помню вас и я, Испивающих ковшами И сидящих вкруг огня С красно-сизыми носами! На затылке кивера, Доломаны до колена, Сабли, шашки у бедра, И диваном - кипа сена. Трубки черные в зубах; Все безмолвны - дым гуляет На закрученных висках И усы перебегает. Ни полслова... Дым столбом.. Ни полслова... Все мертвецки Пьют и, преклонясь челом, Засыпают молодецки. Но едва проглянет день, Каждый по полю порхает; Кивер зверски набекрень, Ментик с вихрями играет. Конь кипит под седоком, Сабля свищет, враг вали тся... Бой умолк, и вечерком Снова ковшик шевелится. А теперь что вижу?- Страх! И гусары в модном свете, В вицмундирах, в башмаках, Вальсиру ют на паркете! Говорят умней они... Но что слышим от любова? Жомини да Жомини ! А об водке - ни полслова! Где друзья минувших лет? Где гусары коренные, Председатели бесед, Собутыльники седые?
100 Стихотворений. 100 Русских Поэтов. Владимир Марков. Упражнение в отборе. Centifolia Russica. Antologia. Санкт-Петербург: Алетейя, 1997.
Любезная моя Аглая, Я вижу ангела в тебе, Который, с неба прилетая С венцом блаженства на главе, Принес в мое уединенье Утехи, счастье жизни сей И сладкой радости волненье Сильней открыл в душе моей! Любезная моя Аглая, Я вижу ангела в тебе! Ах! как нам праздник сей приятен, Он мил домашним и друзьям. Хоть не роскошен и не знатен, Зато в нем места нет льстецам. Тебя здесь Дружба угощает, Веселость на здоровье пьет, Родство с восторгом обнимает, А Искренность сей стих поет! Любезная моя Аглая, Я вижу ангела в тебе! Но если счастием картины Твое я сердце не прельстил, Коль праздник сей тебе не мил, Ты в этом первая причина! Никто от радости рассудка не имел, Ты только на себя вниманье обратила, Я угостить тебя хотел, А ты собой нас угостила! Любезная моя Аглая, Я вижу ангела в тебе!
Денис Давыдов. Стихи и проза. Москва, "Детская литература", 1977.
Поведай подвиги усатого героя, О муза, расскажи, как Кульнев воевал, Как он среди снегов в рубашке кочевал И в финском колпаке являлся среди боя. Пускай услышит свет Причуды Кульнева и гром его побед. Румяный Левенгёльм на бой приготовлялся И, завязав жабо, прическу поправлял, Ниландский полк его на клячах выезжал, За ним и корпус весь Клингспора пресмыкался; О храбрые враги, куда стремитесь вы? Отвага, говорят, ничто без головы. Наш Кульнев до зари, как сокол, встрепенулся; Он воинов своих ко славе торопил: "Вставайте,- говорит,- вставайте, я проснулся! С охотниками в бой! Бог храбрости и сил! По чарке, да на конь, без холи и затеев; Чем ближе, тем видней, тем легче бить злодеев!" Всё вмиг воспрянуло, всё двинулось вперед... О муза, расскажи торжественный поход!
Notes: Отрывок из утраченного большого стихотворения о гусарском военачальнике Якове Петровиче Кульневе (1763-1812) - о подвигах его в войне со Швецией в 1808-1809 годах; он, уже будучи генералом, геройски погиб в 1812 году в битве под Клястицами. 1. Левенгёльм - начальник главного штаба шведской армии. 2. Клингспор - фельдмаршал, шведский главнокомандующий. 3. Приказ Кульнева накануне нападения, которое было назначено за два часа до рассвета. (Примеч. Давыдова.)
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
"Нет, братцы, нет: полусолдат Тот, у кого есть печь с лежанкой, Жена, полдюжины ребят, Да щи, да чарка с запеканкой! Вы видели: я не боюсь Ни пуль, ни дротика куртинца; Лечу стремглав, не дуя в ус, На нож и шашку кабардинца. Всё так! Но прекратился бой, Холмы усыпались огнями, И хохот обуял толпой, И клики вторятся горами, И всё кипит, и всё гремит; А я, меж вами одинокой, Немою грустию убит, Душой и мыслию далеко. Я не внимаю стуку чаш И спорам вкруг солдатской каши; Улыбки нет на хохот ваш; Нет взгляда на проказы ваши! Таков ли был я в век златой На буйной Висле, на Балкане, На Эльбе, на войне родной , На льдах Торнео, на Секване ? Бывало, слово: друг, явись ! И уж Денис с коня слезает; Лишь чашей стукнут - и Денис Как тут - и чашу осушает. На скачку, на борьбу готов, И, чтимый выродком глупцами, Он, расточитель острых слов, Им хлещет прозой и стихами. Иль в карты бьется до утра, Раскинувшись на горской бурке; Или вкруг светлого костра Танцует с девками мазурки. Нет, братцы, нет: полусолдат Тот, у кого есть печь с лежанкой, Жена, полдюжины ребят, Да щи, да чарка с запеканкой!" Так говорил наездник наш, Оторванный судьбы веленьем От крова мирного - в шалаш, На сечи, к пламенным сраженьям. Аракс шумит, Аракс шумит, Араксу вторит ключ нагорный, И Алагёз , нахмурясь, спит, И тонет в влаге дол узорный; И веет с пурпурных садов Зефир восточным ароматом, И сквозь сребристых облаков Луна плывет над Араратом. Но воин наш не упоен Ночною роскошью полуденного края... С Кавказа глаз не сводит он, Где подпирает небосклон Казбека груда снеговая... На нем знакомый вихрь, на нем громады льда, И над челом его, в тумане мутном, Как Русь святая, недоступном, Горит родимая звезда.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Что она?- Порыв, смятенье, И холодность, и восторг, И отпор, и увлеченье, Смех и слезы, черт и бог, Пыл полуденного лета, Урагана красота, Исступленного поэта Беспокойная мечта! С нею дружба - упоенье... Но спаси, создатель, с ней От любовного сношенья И таинственных связей! Огненна, славолюбива; Я ручаюсь, что она Неотвязчива, ревнива, Как законная жена!
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
О юности моей гостеприимный кров! О колыбель надежд и грез честолюбивых! О кто, кто из твоих сынов Зрел без восторгов горделивых Красу реки твоей, волшебных берегов, Твоих палат, твоих садов, Твоих холмов красноречивых!
Денис Давыдов. Стихи и проза. Москва, "Детская литература", 1977.
За правду колкую, за истину святую, За сих врагов царей,- деспо т Вельможу осудил: главу его седую Велел снести на эшафот. Но сей успел добиться Пред грозного царя предстать - Не с тем, чтоб плакать иль крушиться, Но, если правды он боится, То чтобы басню рассказать. Царь жаждет слов его; философ не страшится И твердым гласом говорит: "Ребенок некогда сердился, Увидев в зеркале свой безобразный вид; Ну в зеркало стучать, и в сердце веселился, Что может зеркало разбить. Наутро же, гуляя в поле, Свой гнусный вид в реке увидел он опять... Ка к реку истребить? Нельзя, и поневоле Он должен был и стыд и срам питать. Монарх, стыдись! Ужели это сходство Прилично для тебя?.. Я - зеркало: разбей меня, Река - твое потомство; Ты в ней найдешь еще себя!" Монарха речь сия так сильно убедила, Что он велел ему и жизнь и волю дать; Постойте, виноват! - велел в Сибирь сослать, А то бы эта быль на басню походила.
Notes: Вольный перевод басни французского поэта Луи-Филиппа де Сегюра (1753-1830) «Дитя, Зеркало и Река». Третьим отделением собственного кабинета Николая I ошибочно приписывалась А. Пушкину и в списках ходила под заглавием «Деспот». Публиковалась также под заглавием «Быль или Басня, как кто хочет назови».
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Давно ли, речка голубая, Давно ли, ласковой волной Мой челн привольно колыхая, Владела ты, источник рая, Моей блуждающей судьбой! Давно ль с беспечностию милой В благоуханных берегах Ты влагу ясную катила И отражать меня любила В своих задумчивых струях!.. Теперь, печально пробегая, Ты стонешь в сумрачной тиши, Как стонет дева молодая, Пролетный призрак обнимая Своей тоскующей души. Увы! твой ропот заунывный Понятен мне, он - ропот мой; И я пою последни гимны И твой поток гостеприимный Кроплю прощальною слезой. Наутро пурпурной зарею Запышет небо,- берега Блеснут одеждой золотою, И благотворною росою Закаплют рощи и луга. Но вод твоих на лоне мутном Все будет пусто!.. лишь порой, Носясь полетом бесприютным, Их гостем посетит минутным Журавль, пустынник кочевой. О, где тогда, осиротелый, Где буду я! К каким страна м, В какие чуждые пределы Мчать будет гордо парус смелый Мой челн по скачущим волнам! Но где б я ни был, сердца дани - Тебе одной. Чрез даль морей Я на крылах воспоминаний Явлюсь к тебе, приют мечтаний, И мук, и благ души моей! Явлюсь, весь в думу превращенный, На берега твоих зыбей, В обитель девы незабвенной, И тихо, странник потаенный, Невидимым приникну к ней. И неподвластный злым укорам, Я облеку ее собой, Упьюсь ее стыдливым взором, И вдохновенным разговором, И гармонической красой; Ее, чья прелесть - увлеченье! Светла, небесна и чиста, Как чувство ангела в моленье, Как херувима сновиденье, Как юной грации мечта!
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Сегодня вечером увижусь я с тобою, Сегодня вечером решится жребий мой, Сегодня получу желаемое мною - Иль абшид на покой! А завтра - черт возьми!- как зюзя натянуся, На тройке ухарской стрелою полечу; Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся, И пьяный в Петербург на пьянство прискачу! Но если счастие назначено судьбою Тому, кто целый век со счастьем незнаком, Тогда... о, и тогда напьюсь свинья свиньею И с радости пропью прогоны с кошельком!
Notes: Обращено к невесте поэта - Софье Николаевне Чирковой (1795-1880), на которой он женился в 1819 году.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Жестокий друг, за что мученье? Зачем приманка милых слов? Зачем в глазах твоих любовь, А в сердце гнев и нетерпенье? Но будь покойна только ты, А я, на горе обреченный, Я оставляю все мечты Моей души развороженной... И этот край очарованья, Где столько был судьбой гоним, Где я любил, не быв любим, Где я страдал без состраданья, Где так жестоко испытал Неверность клятв и обещаний,- И где никто не понимал Моей души глухих рыданий!
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Не пробуждай, не пробуждай Моих безумств и исступлений, И мимолетных сновидений Не возвращай, не возвращай! Не повторяй мне имя той, Которой память - мука жизни, Как на чужбине песнь отчизны Изгнаннику земли родной. Не воскрешай, не воскрешай Меня забывшие напасти, Дай отдохнуть тревогам страсти И ран живых не раздражай. Иль нет! Сорви покров долой!.. Мне легче горя своеволье, Чем ложное холоднокровье, Чем мой обманчивый покой.
Notes: Посвящено Евгении Дмитриевне Золотаревой.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Вы личиком - пафосский бог, Вы молоды, вы стройны, как Аглая; Но я гусар... я б вас любить не мог, Простите: для меня вы слишком неземная! К вам светской страстью, как к другой, Гореть грешно!- С восторженной душой Мы вам, как божеству, несем кадил куренье, Обеты чистые, и гимны, и моленье!
Notes: Посвящено С. Кушкиной, дочери соседей Давыдова по симбирскому имению.
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Был век бурный, дивный век, Громкий, величавый; Был огромный человек, Расточитель славы: То был век богатырей! Но смешались шашки, И полезли из щелей Мошки да букашки. Всякий маменькин сынок, Всякий обирала, Модных бредней дурачок, Корчит либерала. Деспотизма супостат, Равенства оратор,- Вздулся, слеп и бородат, Гордый регистратор. Томы Тьера и Рабо Он на память знает И, как ярый Мирабо , Вольность прославляет. А глядишь: наш Мирабо Старого Гаврило За измятое жабо Хлещет в ус дав рыло. А глядишь: наш Лафайет , Брут или Фабриций Мужиков под пресс кладет Вместе с свекловицей. Фраз журнальных лексикон, Прапорщик в отставке, Для него Наполеон - Вроде бородавки. Для него славнее бой Карбонаров бледных, Чем когда наш шар земной От громов победных Колыхался и дрожал, И народ, в смятенье, Ниц упавши, ожидал Мира разрушенье. Что ж?- Быть может, наш герой Утомил свой гений И заботой боевой, И огнем сражений?.. Нет, он в битвах не бывал - Шаркал по гостиным И по плацу выступал Шагом журавлиным. Что ж?- Быть может, он богат Счастьем семьянина, Заменя блистанье лат Тогой гражданина?.. Нет; нахально подбочась, Он по дачам рыщет И в театрах, развалясь, Все шипит да свищет. Что ж?- Быть может, старины Он бежал приманок; Звезды, ленты и чины Пре зрел спозаранок? Нет, мудрец не разрывал С честолюбьем дружбы И теперь бы крестик взял... Только чтоб без службы. Вот гостиная в лучах: Свечи да кенкеты, На столе и на софах Кипами газеты; И превыспренний конгресс Двух графинь оглохших И двух жалких баронесс, Чопорных и тощих; Всё исчадие греха, Страстное новинкой; Заговорщица-блоха С мухой-якобинкой; И козявка-егоза - Девка пожилая, И рябая стрекоза - Сплетня записная; И в очках сухой паук - Длинный лазарони, И в очках плюгавый жук, Разноситель вони; И комар, студент хромой, В кучерской прическе, И сверчок, крикун ночной, Друг Крылова Моськи; И мурашка-филантроп, И червяк голодный, И Филипп Филиппыч - клоп, Муж... женоподобный,- Все вокруг стола - и скок В кипеть совещанья Утопист, идеоло г, Президент собранья, Старых барынь духовни к, Маленький аббатик , Что в гостиных бить привык В маленький набатик. Все кричат ему привет С аханьем и писком, А он важно им в ответ: Dominus vobiscum! И раздолье языкам! И уж тут не шутка! И народам и царям - Всем приходит жутко! Все, что есть,- все пыль и прах! Все, что процветает,- С корнем вон! - ареопаг Так определяет. И жужжит он, полн грозой, Царства низвергая... А России - боже мой!- Таска... да какая! И весь размежеван свет Без войны и драки! И России уже нет, И в Москве поляки! Но назло врагам она Все живет и дышит, И могуча, и грозна, И здоровьем пышет. Насекомых болтовни Внятием не тешит, Да и место, где они, Даже не почешет. А когда во время сна Моль иль таракашка Заползет ей в нос,- она Чхнет - и вон букашка!
Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.
Кто столько мог тебя, мой друг, развеселить? От смеха ты почти не можешь говорить. Какие радости твой разум восхищают, Иль де ньгами тебя без векселя ссужают? Иль талия тебе счастливая пришла И двойка трантель-ва на выдержку взяла? Что сделалось с тобой, что ты не отвечаешь? - Ай! дай мне отдохнуть, ты ничего не знаешь! Я, право, вне себя, я чуть с ума не сшел: Я нонче Петербург совсем другим нашел! Я думал, что весь свет совсем переменился: Вообрази - с долгом Н[арышки]н расплатился; Не видно болев педантов, дураков, И даже поумнел З[агряжск]ой, С[вистун]ов ! В несчастных рифмачах старинной нет отваги, И милый наш Марин не пачкает бумаги, А, в службу углубясь, трудится головой: Как, заводивши взвод, во время крикнуть: стой! Но больше я чему с восторгом удивлялся: Ко[пь]ев
Начав писать еще в первые годы XIX в., Давыдов уже тогда определяется как поэт дружеского военного кружка, отчасти развивая ту линию «домашней» полупрофессиональной поэзии, которая была представлена его старшими товарищами и сослуживцами — Мариным, Аргамаковым и другими.
Уже в его ранние стихи входит грубоватое просторечие, элементы пародии и сатиры, приобретающие иной раз даже антиправительственную окраску: его басни 1803 г. «Река и зеркало», «Голова и ноги» и, по-видимому, принадлежащая ему басня «Орлица, Турухтан и Тетерев» (1804) были в это время заметным явлением вольной поэзии и даже испортили ему успешно начавшуюся военную карьеру.
Однако в отличие, например, от Марина ранний Давыдов уже принадлежитновой поэтической формации; он в гораздо большей степени открыт сентиментальным и романтическим веяниям и гораздо «профессиональнее» кружковых поэтов. Его учителя — Парни и анакреонтики, русские и французские; через десять лет он демонстративно определит свою поэтическую ориентацию, войдя в «Арзамас».
Особый, индивидуальный характер его поэзии заключается именно в сочетании традиционной анакреонтики с домашней поэзией кружка, в профессионализации этой последней — или, если угодно, в снижении, «одомашнивании» и бытовой конкретизации первой. Его героем становится «гусар гусаров» Бурцов — хорошо известный тогда кутила и бретер; предметный мир его стихов — это мир пуншевых стаканов, гусарской амуниции, непритязательной обстановки походного бивака.
В сущности его поэтическая работа идет в том же направлении, что и у Батюшкова, — и при всей внешней непохожести оба поэта внутренне близки друг другу: недаром же Давыдов в 1815 г. прямо перелагает «Мои пенаты» на язык своей поэзии («Другу-повесе»). Разница заключается в тех внешних признаках, которыми наделен лирический герой.
В отличие от батюшковского «ленивого мудреца» он ищет свободы от условностей общества не в скромном домике на лоне природы, а в дружеской пирушке или в сражении, которое составляет и его ремесло, и его искусство, — однако, как и у Батюшкова, он обретает здесь мир естественных чувств и страстей и демонстративно противопоставляет его «неестественному», сковывающему и фальшивому «свету». На этом контрасте строятся многие стихи Давыдова, и часто намеренная «грубость» его стихов имеет именно этот смысл:
Так мне ли ударять в разлаженные струны
И петь любовь, луну, кусты душистых роз?
Пусть загремят войны перуны,
Я в этой песне виртуоз!
(«В альбом», 1811)
Между тем Давыдов «пел» и любовь, и луну, и розы — и это очень характерно. В его военной поэзии была своя мера автобиографичности, как и у Батюшкова, но если Батюшков подчеркивал постоянно, что реальная биография его не тождественна поэтической, то Давыдов сознательно строил свою биографию в соответствии с тем обликом «казака-партизана», умеющего сражаться, любить и кутить с друзьями, но презирающего парады и паркеты, какой он сам же создавал в поэзии. Недаром злые языки уверяли, что Давыдов «не столько вырубил, сколько выписал» свою славу.
Тот же тип лирического героя является и в элегиях Давыдова. «Гусарские песни» заслонили собою его любовную лирику, и у самого Давыдова мы найдем иной раз легкое пренебрежение к элегической ипостаси своего творчества, — между тем это несправедливо.
Цикл из 9 элегий 1814—1817 гг. (не говоря уже о поздней лирике, где есть подлинные шедевры) резко выделяется среди «унылой элегии» 1810—1820-х гг. своим динамическим характером. Ни у кого, кроме Давыдова, элегия не строится по нормам ораторско-декламационного стиля — для него это характерно:
Возьмите меч — я недостоин брани!
Сорвите лавр с чела — он страстью помрачен!
(«Элегия I», 1814)
Эмоциональное содержание давыдовской элегии — именно страсть, ревность, не «охлаждение», не медитация. Пушкинское «бешенство желанья» — прямая реминисценция из давыдовской VIII элегии (1817):
Но ты вошла... и дрожь любви,
И смерть, и жизнь, и бешенство желанья
Бегут по вспыхнувшей крови,
И разрывается дыханье!
Элегии Давыдова не попали в свое время на магистральную линию развития русской поэзии, — они были не ко времени в период господства медитаций. Однако их поэтический опыт был учтен — Пушкиным, Языковым, поэзией 1830-х гг.
История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.
1Статья посвящена актуальности подготовки словарей языка русских поэтов XIX века, в частности представителей «пушкинской плеяды». Обосновывается необходимость подобных словарей для литературоведов, лингвистов, а также рядовых читателей, поскольку многое в языке русской художественной литературы прошлого к сегодняшнему дню стало архаичным и малопонятным для читательского восприятия. В статье описывается новый исследовательский проект авторов, направленный на подготовку алфавитно-частотного (с элементами толкования) «Словаря поэтического языка Д.В. Давыдова». Лирика поэта, как и его военная публицистика, мемуаристика, пользовались большой популярностью у современников и читателей последующего времени. Особенно интересны в этом плане творческие связи Д.В. Давыдова с А.С. Пушкиным. В словаре планируется отразить словник поэта, используемые им собственные имена, представить рейтинг наиболее употребительных лексем, дать толкования архаичных, редких и окказиональных слов, малоизвестных онимов. Данный словарь – в ряду других изданных словарей языка писателей – будет способствовать созданию информационной базы для разнообразных филологических исследований.
Д.В. Давыдов
А.С. Пушкин
словарь языка писателя
писательская лексикография
алфавитно-частотные словари
1. Ахмедьяров К.К. Язык и стиль произведений Дениса Давыдова: (Стилистическая система писателя): Автореф. дис. канд. филол. наук. Алма-Ата, 1979. – 25 с.
2. Васильев Н.Л. Словарь языка А.И. Полежаева. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2001. – 88 с.
3. Васильев Н.Л. Словари языка писателей как источник изучения поэтики русской литературы XIX века // Проблемы изучения лирики в школе: К 200-летию со дня рождения Ф.И. Тютчева. – Арзамас: АГПИ, 2003. – С. 152–162.
4. Васильев Н.Л. Словари языка поэтов пушкинского времени: проект будущего, проекция прошлого… // II Международная конференция «Русский язык и литература в международном образовательном пространстве: современное состояние и перспективы». Гранада, 8–10 сент. 2010 г.: В 2 т. – Granada: Robiños – 1860, S.A. (Madrid), 2010. – Т. II. – С. 2006–2010.
5. Васильев Н.Л. Словарь поэтического языка Н.П. Огарева. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2013. – 124 с.
6. Васильев Н.Л. Теория языка. Русистика. История советской лингвистики. – М.: Ленанд, 2015. – 368 с.
7. Васильев Н.Л., Жаткин Д.Н. О проекте «Словаря языка А.А.Дельвига» // Проблемы авторской и общей лексикографии: Материалы Междунар. науч. конф. – Брянск; М.: РИО БГУ, 2007. – С. 106-109.
8. Васильев Н.Л., Жаткин Д.Н. О проекте «Словаря поэтического языка П.А. Вяземского» // Проблемы истории, филологии, культуры. – 2009. – № 2. – С. 841–845.
9. Васильев Н.Л., Жаткин Д.Н. Словарь языка А.А. Дельвига. – М.: Флинта; Наука, 2009. – 148 с.
10. Васильев Н.Л., Жаткин Д.Н. Словарь Н.М. Языкова. – М.: Флинта; Наука, 2013. – 120 с.
11. Васильев Н.Л., Жаткин Д.Н. Словарь поэтического языка П.А. Вяземского (с приложением малоизвестных и непубликовавшихся его стихотворений). – М.: Флинта; Наука, 2015. – 424 с.
12. Давыдов Д.В. Стихотворения / Вступ. ст., сост., подгот. текста и прим. В.Э. Вацуро. – Л.: Сов. писатель, 1984. – 240 с.
13. Жаткин Д.Н. Актуальные вопросы подготовки словарей языка писателей пушкинского времени (на материале языка А.А. Дельвига) // IV Житниковские чтения: Актуальные проблемы лексикографирования науч. иссл.: Материалы межвуз. науч. конф. (20–21 апр. 2000 г.): В 2 ч. – Челябинск: Изд-во ЧГУ, 2000. – Ч. 1. – С. 217–225.
14. Жаткин Д.Н., Васильев Н.Л. «Словарь языка А.А. Дельвига»: теоретические и прикладные аспекты писательской лексикографии // Проблемы прикладной лингвистики: Сб. ст. международной научно-практической конференции. – Пенза: Приволжский дом знаний, 2007. – С. 51–54.
15. Жаткин Д.Н., Васильев Н.Л. Об источниках «Словаря поэтического языка П.А. Вяземского» // Поэтика художественного текста: Материалы Междунар. заочн. науч. конф.: В 2 т. – Борисоглебск: [Борисоглеб. гос. пед. ин-т], 2008. – Т. 2: Русская филология вчера и сегодня. С. 15–27.
16. Жаткин Д.Н., Васильев Н.Л. К вопросу об источниках «Словаря поэтического языка П.А. Вяземского» // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион: Гуманитарные науки. 2009. – № 3. – С. 90–103.
17. Савин О.М. Пенза литературная. – Саратов: Привож. кн. изд-во, 1984. – 352 с.
18. Словарь языка Пушкина: В 4 т. / Отв. ред. В.В. Виноградов; сост.: С.И. Бернштейн, А.Д. Григорьева, Н.Н. Иванова и др. – М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1956–1961.
19. Частотный словарь языка М.Ю. Лермонтова / Под ред. В.В. Бородина, А.Я. Шайкевича; сост.: А.А. Авдеева, В.В. Бородин, Н.Я. Быкова и др. // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Сов. энциклопедия, 1981. – С. 717–774.
1. «Словарь поэтического языка Д.В. Давыдова» продолжает разрабатываемую нами серию алфавитно-частотных словарей русских писателей прошлого, в частности поэтов «пушкинской плеяды» . Цель подобных справочников - предоставить литературоведам и лингвистам необходимую лексико-статистическую информацию, касающуюся словоупотребления классиков .
Авторские словари отличаются по своей типологии [см., напр.: 20]. Данный словарь развивает традиции, заложенные «Частотным словарем языка М.Ю. Лермонтова» , дополняя их новыми лексикографическими веяниями, поиском компромисса между информационными возможностями алфавитно-частотных и обычных писательских словарей [см., напр.: 18]. Последние нередко содержат избыточную информацию о значениях известных лексем, часто стандартном их использовании, не отражают системно имена собственные, а также ранжированную частотность употребления слов и онимов. Внушительные по объему, они порой малоинформативны. Впрочем, разновидности писательских словарей не «конфликтуют» между собой, а скорее дополняют друг друга; во всяком случае, алфавитно-частотные словари в какой-то мере компенсирует лексикографические лакуны в традиционной авторской лексикографии.
В указанном словаре будут отражены сведения о конкретных лексемах и именах собственных, употребленных Д.В. Давыдовым, активности их использования в произведениях поэта, значениях редких (арак, брыжи, вахтпарад, дичиный, донец, ёра и др.) и окказиональных слов (аббатик, виноточивый, кипет, лаяка, набатик и др.), онимов (Аглая, Жомини, Казарский, Клингспор, Лафает и др.); даны функционально-стилистические пометы при малоизвестных словах, необычных словоупотреблениях, комментарии к именам собственным, что в итоге поможет читателям легче воспринять тексты автора; будет приведен и рейтинг наиболее частотных лексем в произведениях поэта.
2. Д.В. Давыдов (1784-1839) - один из ярких представителей «золотого века» русской поэзии. Писатель был тесно связан с пензенским краем [см., напр.: 17, с. 42-47]. Он нередко рассматривается как поэт «пушкинской плеяды», реконструируемой ныне на основе дружеских и творческих контактов А.С. Пушкина (Е.А. Баратынский, Д.В. Веневитинов, П.А. Вяземский, А.А. Дельвиг, В.К. Кюхельбекер, П.А. Плетнев, Н.М. Языков), без учета типологической общности творчества классика с иными современниками. Отнесение Д.В. Давыдова к поэтам пушкинского направления, а тем более «пушкинской плеяде», конечно, условно: по возрасту и отчасти литературным проявлениям он еще более, чем П.А. Вяземский, выпадает из этой парадигмы. Но если одна из «крайних дат» (рождение) отделяет его от других, более знаковых представителей «плеяды», то вторая (смерть), наоборот, сближает с ними, централизуя его в этом скорбном ряду: Д.В. Веневитинов (1827), А.А. Дельвиг (1831), А.С. Пушкин (1837), Д.В. Давыдов (1839), Е.А. Баратынский (1844), Н.М. Языков (1846/1847).
Лирическое наследие писателя невелико (97 произведений), он не оставил опытов в крупных поэтических формах, драматургии, художественной прозе, критике; хотя реализовался в качестве теоретика батальных действий, мемуариста и искусного биографа-мистификатора. Тем не менее, цитаты из популярных стихотворений поэта обнаруживаются на всем пространстве отечественной литературы - от современников писателя до наших современников; некоторые из его образов, удачных выражений, ярких строк давно стали афористичными, вошли в соответствующие словари, справочники, например «Жомини да Жомини...». Лирический герой Дениса Давыдова отличается неповторимой, парадоксально притягательной литературной маской, а его создатель - исключительной самобытностью и экспрессивностью языка, повлиявшей даже на творчество основоположника русской классической поэзии и прозы А.С. Пушкина, что методологически немаловажно.
Знакомство А.С. Пушкина с Д.В. Давыдовым завязалось в декабре 1818 - январе 1819 г. Особенно часто писатели общались на рубеже 1820-1830-х гг. В последний год жизни Пушкина их сблизила работа в «Современнике». Пушкин посвятил Д.В. Давыдову ряд посланий, в том числе незавершенных: «Красноречивый забияка, / Повеса, пламенный поэт…» (1819), «Певец-гусар, ты пел биваки…» (1821), «Недавно я в часы свободы…» (1822). В последнем из них он с восторгом говорит о батальной прозе поэта-воина и с сожалением об оставленной им лире: «Недавно я в часы свободы / Устав наездника читал / И даже ясно понимал / Его искусные доводы; / Узнал я резкие черты / Неподражаемого слога… / <…> / О горе, молвил я сквозь слезы, / Кто дал Давыдову совет / Оставить лавр, оставить розы? / Как мог унизиться до прозы / Венчанный музою поэт…». В начале 1825 г. классик набросал портрет современника на полях «онегинских» строф об Одессе. Серьезное, аналитическое внимание Д.В. Давыдова к пушкинскому творчеству тоже ощутимо. Несомненно, что старший из поэтов испытывал пиетет к младшему. В письме к П.А. Вяземскому 29 января 1830 г. Д.В. Давыдов сообщал: «Он [А.С. Пушкин], хваля стихи мои, сказал, что в молодости своей от стихов моих стал писать свои круче и приноравливаться к оборотам моим, что потом вошло ему в привычку». Отголосок того, о чем пишет Давыдов, находим в воспоминаниях поэта, офицера, археолога М.В. Юзефовича (1802-1889), тесно общавшегося с Пушкиным летом 1829 г. в Закавказье: «В бывших у нас литературных беседах я раз сделал Пушкину вопрос, всегда меня занимавший: как он не поддался тогдашнему обаянию Жуковского и Батюшкова и даже в самых первых своих опытах не сделался подражателем ни того, ни другого? Пушкин мне отвечал, что этим он обязан Денису Давыдову, который дал ему почувствовать еще в Лицее возможность быть оригинальным».
По стечению обстоятельств, почти в одно и то же время, по крайней мере в условиях одного «хронотопа» (торжества в Москве по случаю коронации нового императора), Д.В. Давыдов и А.С. Пушкин были приняты Николаем I, соответственно в начале августа и в начале сентября 1826 г., в его кремлевской резиденции - с целью направить писательские умы на службу отечеству. Этому могли предшествовать выводы, сделанные императором на основе знакомства с допросами декабристов, в частности с признанием В.И. Штейнгеля от 11 января 1826 г.: «Кто из молодых людей, несколько образованных, не читал и не увлекался сочинениями Пушкина, дышащими свободою, кто не цитировал басни Дениса Давыдова «Голова и Ноги»…». Еще ранее, в конце июля того же года, состоялась нашумевшая встреча царя с автором поэмы «Сашка», обросшая легендами как знаменитая «полежаевская история», после которой русская армия пополнилась еще одним поэтом, будущим создателем ярких батальных зарисовок Кавказской войны («Эрпели», «Чир-Юрт», «Кладбище Герменчугское» и др.). Эволюцию творческих взаимоотношений Давыдова и Пушкина удачно охарактеризовал В.Г. Белинский в статье «Сочинения в стихах и прозе Дениса Давыдова» (1840): «…ему было уже пятнадцать лет от роду, когда еще Пушкин только что родился, и он написал… свое знаменитое послание к Бурцову в 1804 году, когда Пушкину было еще только пять лет… но тем не менее, как поэт и литератор, Давыдов принадлежит к пушкинскому периоду нашей литературы…».
3. Биография, произведения, легендарный образ писателя-воина не раз были предметом пристального литературоведческого внимания, научно-популярных, художественных и кинематографических интерпретаций. В меньшей мере уделялось внимание языку Д.В. Давыдова [см., напр.: 1], хотя и современники, и исследователи его творчества неизменно подчеркивали стилистическую оригинальность писателя. Его самобытное поэтическое словоупотребление привлекалось, например, для иллюстрирования лексем и их значений в толковых словарях русского языка (аббатик, набатик, оттычка, распашка, сорванец, угар и др.).
4. Текстовая база словаря опирается на все известные поэтические сочинения Д.В. Давыдова [см., в частности: 12], включая их «другие редакции и варианты». Методика составления данного лексикографического справочника апробирована в процессе создания наших предшествующих алфавитно-частотных словарей писателей. Она основана на «ручном» сведении словоупотреблений поэта в лексемные и онимные инварианты - с последующей программно-компьютерной обработкой полученных данных в виде алфавитно-частотного моделирования его словника и ономастикона. По сравнению с модными ныне программами механической «лемматизации» авторских текстов, это дает несомненные преимущества в виде обдуманного разграничения омонимов, учета тонкостей писательского словоупотребления, в частности фразеологических, каламбурных и иных подтекстов; позволяет вдумчивому филологу не только получить эстетическое наслаждение от «медленного чтения» классики, но и существенно повысить свой исследовательский потенциал, увидеть системные «страты» языка писателя, основные векторы его лингвопоэтики и т.д.
5. Словарь состоит из трех разделов: а) список слов, употребляющихся в поэзии Д.В. Давыдова, в том числе лексических и фразеологических варваризмов); б) список имен собственных, встречающихся в его поэзии; в) рейтинг наиболее частотных слов (с активностью использования не менее 10 раз). Он сопровождается традиционной вступительной статьей, в которой планируется обратить внимание, в частности, и на рецепцию лирики писателя в творчестве русских литераторов, публицистов, на ту или иную актуализацию его лирических образов, что, заметим, заслуживает едва ли неспециального монографического исследования.
6. Подготовка подобных словарей-справочников чрезвычайно актуальна, поскольку они закладывают фундамент для дальнейшего развития отечественной филологии (история русской литературы, ее художественный язык, писательская, историческая и общая лексикография), предоставляя в распоряжение литературоведов и лингвистов корпусно-статистические инструменты для изучения поэтики конкретного автора, сравнительно-сопоставительных исследований в самых разных плоскостях [см.: 6, с. 144-151, 198-266]. Решение этой глобальной задачи в известном смысле можно сравнить с уже проделанной стиховедами работой по созданию базы данных, касающихся исторической параметризации русского стиха.
Чудное мгновенье
Любовная лирика русских поэтов
Денис Давыдов
Портрет Дениса Васильевича Давыдова
мастерской Джорджа Доу.
Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
(16 (27) июля 1784, Москва - 22 апреля (4 мая) 1839, село Верхняя Маза, Сызранский уезд, Симбирская губерния)
- русский поэт, наиболее яркий представитель «гусарской поэзии»,
генерал-лейтенант.
Идеолог и один из командиров партизанского движения во время Отечественной войны 1812 года.
* * *
Я вас люблю так, как любить вас должно:
Наперекор судьбы и сплетней городских,
Наперекор, быть может, вас самих,
Томящих жизнь мою жестоко и безбожно.
Я вас люблю,- не оттого, что вы
Прекрасней всех, что стан ваш негой дышит,
Уста роскошствуют и взор Востоком пышет,
Что вы - поэзия от ног до головы!
Я вас люблю без страха, опасенья
Ни неба, ни земли, ни Пензы, ни Москвы,-
Я мог бы вас любить глухим, лишенным зренья...
Я вас люблю затем, что это - вы!
На право вас любить не прибегу к пашпорту
Иссохших завистью жеманниц отставных:
Давно с почтением я умоляю их
Не заниматься мной и убираться к черту!
1834
ЭЛЕГИЯ V (ВСЁ ТИХО! И ЗАРЯ...)
Всё тихо! и заря багряною стопой
По синеве небес безмолвно пробежала...
И мгла, что гор хребты и рощи покрывала,
Волнуясь, стелется туманною рекой
По лугу пестрому и ниве молодой.
Блаженные часы! Весь мир в отдохновеньи!
Еще зефиры спят на дремлющих листах,
Еще пернатые покоятся в кустах,
И всё безмолвствует в моем уединеньи...
Но боги! неужель вы с мира тишиной
И чувств души моей порывы усмирили?
Ужели и во мне господствует покой?..
Уже, о счастие! не вижу пред собой
Я призрак грозный, вечно милый,
Которого нигде мой взор не покидал...
Нигде! ни в шумной сече боя,
Ни в бранных игрищах военного покоя!..
О ты, что я в тоске на помощь призывал,
Бесчувствие! о дар рассудка драгоценной,
Ты, вняв мольбе моей смиренной,
Нисходишь наконец спасителем моим.
Я погибал... Тобой одним
Достигнул берега, и с мирныя вершины
Смотрю бестрепетно, грозою невредим,
На шумные валы бездонныя пучины!..
А ты, с кем некогда делился я душой
И кем душа моя в мученьях истощилась...
Утешься: ты забыта мной!..
Но, ах, почто слезой ланита окропилась?.
О слезы пламенны, теките! Я свои
Минуты радости от сих минут считаю
И вас не от любви,
Но от блаженства проливаю!
1816
Примечания:
Обращено к Елизавете Антоновне Злотницкой (1800-1864), на которой поэт собирался жениться.
РОМАНС
(ЖЕСТОКИЙ ДРУГ, ЗА ЧТО МУЧЕНЬЕ?..)
Жестокий друг, за что мученье?
Зачем приманка милых слов?
Зачем в глазах твоих любовь,
А в сердце гнев и нетерпенье?
Но будь покойна только ты,
А я, на горе обреченный,
Я оставляю все мечты
Моей души развороженной...
И этот край очарованья,
Где столько был судьбой гоним,
Где я любил, не быв любим,
Где я страдал без состраданья,
Где так жестоко испытал
Неверность клятв и обещаний,-
И где никто не понимал
Моей души глухих рыданий!
1834-1835
Основная тема его стихов – военная, где поэт и участник военных событий 1812 года раскрывает быт и психологию воина. Лирический герой: гусар – алкаш, лихой наездник и удалой рубаха-парень. Сюда же можно отнести и стихотворения о поручике Ржевском.
Война войной, но жизнь то продолжается. Поэтому грех было не писать о любви, об отношениях между мужчиной и женщиной, о нежности. Конечно, и здесь проявилось своеобразие поэта: все это с легким юмором и небольшим оттенком эротики.
Позднее появляется образ старого партизана, который с презрением отзывается о либералах.
К сожалению, стихи Давыдова не изучаются в школе, они предназначены для взрослого читателя. Но теперь есть возможность прочитать их все в одном месте: на этой страничке. Вспомнить историю своей страны, поразмышлять о подвигах прошлого – и улыбнуться.
